Навеки твой - [67]

Я хлопнул в ладоши и развел руки в стороны.

– Это так просто, Джинджа [16]! Станцуем?

Я сделал несколько быстрых маленьких танцевальных шажков. Я умел быть смешным, когда мне не нравилась публика или наоборот.

Воге недоверчиво смотрел на меня и произнес сухими непослушными губами:

– Нет. У меня не было пропаж, Веум. Я храню их надежно. Еще ни один нож не пропадал.

– Где ты их хранишь? Здесь?

– Нет, Веум. – Боге скис. – Не здесь. Дома, в ящике под замком.

– – А где ты живешь?

– Я живу здесь. Ты что, не знал? Мне это полагается по долгу службы.

Я с иронией огляделся кругом.

– А где же ты держишь свое грязное белье?

– На двенадцатом этаже в этом доме, Веум. В чудненькой маленькой двухкомнатной квартирке с видом на весь этот рай и прочие подобные прелести.

– Какие? Рынок? Разве он еще не переехал отсюда?

– Так что зря ты пришел, Веум. Мне пора с тобой попрощаться.

Мне больше нечего было ему сказать, но мне хотелось его унизить. Меня что-то беспокоило, но я не понимал что.

– Полиция, естественно, сняла отпечатки пальцев на ноже. Я полагаю, ты не будешь возражать, если я подскажу им, чтобы они взяли и твои отпечатки для идентификации.

Но Воге не оскорбился. Он оказался выше этого.

– Нет, конечно, – сказал он, – с удовольствием. Я никогда не любил этих хамов из уголовной полиции, но чего не сделаешь для старых друзей. Что ж, я с радостью потанцую, Фред [17], с удовольствием. Но не с тобой.

Я стоял и разглядывал его: лысина, обрамленная светлыми завитками за ушами, и темная щетина на подбородке.

– Что ж, – сказал я, прежде чем удалиться, – спасибо за помощь.

Я пошел по длинному бетонному коридору с тяжелым сырым воздухом мимо красных стрелок… и вдруг остановился. Я стоял и размышлял: Воге был когда-то молодым, у него не было лысины, у него могли быть густые светлые курчавые волосы, и еще не было такой темной щетины, и на щеках был только пушок, а может, он тогда тщательно брился…

Я повернулся и пошел обратно в клуб. Воге стоял в дальнем конце в дверях, ведущих в его маленькую контору. Он тотчас заметил, что я вернулся, но ничего не сказал, а только вопросительно посмотрел на меня.

Я сделал два шага по комнате и остановился.

– Ты когда-то был знаком с Венке Андресен, – сказал я. – Когда-то давным-давно. Я видел тебя в старом альбоме с фотографиями.

По его лицу я понял, что попал в яблочко.

36

Казалось, я застал его на месте преступления: с пятерней, засунутой в банку с вареньем. Я внимательно смотрел на него и с каждой секундой все больше и больше убеждался, что был прав. Он знал Венке Андресен, и его фотография до сих пор есть в ее альбоме. А теперь он работает здесь, на расстоянии нескольких сот метров от того места, где недавно лежал труп бывшего мужа Венке, жестоко убитого кем-то. Совсем не обязательно это должно было иметь какую-то связь, но было подозрительно, почему он сам не сказал об этом.

– Ну и что? – высоким напряженным голосом спросил Воге без тени сарказма. – Какое значение может иметь тот факт, что я знал ее давным-давно?

– Все приобретает значение, если кто-то погибает, как Юнас. Ты был в нее влюблен. Ты следовал за ней повсюду. Куда переезжала она, туда ехал и ты. Я слышал о безумных влюбленных, которые отправлялись гораздо дальше, чем ты, только бы быть рядом с любимой.

– Иди к черту, Веум, – сказал он нервно, – ты мне так не нравишься, что…

Он сделал несколько неуверенных шагов ко мне.

– Так не нравлюсь, что ты готов вспороть мне живот? Ты всегда так поступаешь с теми, кто тебе не нравится, Воге?

Лицо его покраснело, стало жестким.

– Скажи спасибо, что нет свидетелей, Веум, не то пришлось бы тебе отвечать за это в суде. Ты мне не нравишься, потому что всегда делаешь поспешные выводы, потому что всегда приписываешь людям поступки, которых они не совершали.

– Это уже старо, Воге, – так говорит один мой знакомый, которого я только что встретил.

– Все было не так, Веум, – продолжал Воге. – Да, я знал Венке и раньше. Мы встречались пару месяцев в конце лета – в августе – сентябре. Но ничего не было. -Я… – он пожал плечами, – я надеялся на что-то большее. Она была так не похожа на других женщин, которых я до этого знал. Не столько в интеллектуальном плане, но более открытая, восприимчивая, податливая. Женственная и приятная – короче говоря, женщина, которую можно полюбить крепче, чем других. Но ей – ей этого было не нужно… И мы разошлись, и больше ничего не было. Каждый пошел своей дорогой. А когда я случайно встретил ее здесь, выяснилось, что она живет в этих домах. Но это была чистая случайность.

– Когда это было, эти месяцы позднего лета?

Он смотрел на меня совершенно равнодушно. Он был как старая высохшая губка, лежащая у классной доски в конце длинного сухого лета.

– Это было, наверное, в шестьдесят шестом, нет, в шестьдесят седьмом году. Одиннадцать лет назад. С тех пор прошла целая вечность, Веум.

Одиннадцать лет. Он прав: это целая вечность. В августе – сентябре 1967 года я еще учился в Ставангере. Я только что познакомился с Беатой, и мы гуляли по пляжу, и нам казалось, что мы можем идти без конца и, если надо, обогнуть Ярен, держась за руки, и ветер с моря будет дуть нам в лицо, а кровавое закатное солнце светить в спину. 1967 год – с тех пор прошла вечность,