Навеки твой - [26]

Юдит была близка к тому, чтобы вскочить и бежать отсюда немедленно. Но вспомнила про совет Бьянки — «до некоторых туго доходит», — и что такие типы будут снова и снова добиваться своего, если не дать им однозначный и убедительный отпор. Повинуясь напутствию «главное — спокойствие», она тихо произнесла:

— Ханнес, ты мне нравишься, но, к сожалению, я тебя не люблю. Мы никогда не станем парой. Никогда, Ханнес, никогда. Взгляни на меня, Ханнес: никогда! Немедленно прекрати меня ждать. И потихоньку отвыкай думать обо мне. Прошу тебя, вычеркни меня из своей жизни. Я сама готова выть из-за того, что мне приходиться быть жестокой. Очень больно произносить эти слова. Но я повторю снова, чтобы до тебя, наконец, дошло: вычеркни меня из своей жизни!

Ханнес смерил ее взглядом, покачал головой и зажмурился. Было видно, как он напряжен, как тяжело ему даются мысли. Но затем улыбнулся и пожал плечами. Казалось, он поверил в серьезность ее слов, и этот жест стал своего рода знаком освобождения. И все же что-то внутри него этому противилось. Юдит с каменным лицом продолжала молча следить за происходившей в нем борьбой.

— Юдит, — произнес Ханнес, как бы подытоживая результат внутренней рефлексии, — я тебя отпущу. — И как бы между прочим принялся закатывать рукава рубашки, обнажая волосатые предплечья. — Когда мы выйдем отсюда, я тебя вычеркну из жизни, обещаю, и ты станешь свободной. — Он облокотился локтями о стол. — Но внутри, — продолжил он дрожащим голосом в патетическом тоне, — внутри ты и дальше будешь со мной. Ханнес демонстративно выставил руки. Юдит не без отвращения уставилась на длинные красные рубцы. Слишком глубокие и симметричные, чтобы быть кошачьими царапинами.

— Откуда у тебя эти порезы? — спросила она.

Дрожь в ее голосе подействовала на его раны как целительный бальзам. Ханнес подобрел, и лицо его просияло в улыбке.

— Все-таки мы неразделимы, — заключил он, — а теперь ты свободна.

4

Смысл последующих дней — а август, следует сказать, выдался спокойным и страх несколько поутих — состоял в вычеркивании из памяти неприятных переживаний. Юдит только и занималась тем, что отгоняла всякие мысли и ассоциации с непрошеным гостем. За этим занятием она иной раз забывала даже о еде. По ночам Юдит из опасения, что могут присниться рубцы на его предплечьях, долго смотрела на огни своей роттердамской люстры с золотым дождем, пока глаза не закрывались от усталости.

Герд каждый день предпринимал попытки наладить прежние отношения, но преуспел так же мало, как и ее остальные друзья, которые потихоньку уже начинали за нее опасаться, однако время было упущено. Юдит ушла во внутреннюю эмиграцию, где с дрожью и страхом ожидала последующих атак Ханнеса, в постоянной готовности и неукротимой волей не поддаваться и не обращать на них внимания до самой смерти.

В эти дни Ханнес звонил ей и оставлял сообщения на мобилбокс не чаще одного раза в день, как правило во второй половине дня и, к счастью, никогда по ночам. За пару секунд Юдит удаляла его сообщения, не читая. Если он не изменит своему ритуальному правилу — каждый день посылать ей небольшие сообщения на крохотную сим-карту бездушного мобильного телефона, — о содержании которых она и знать не желала, то ее жизнь скоро вернется в обычное русло. Вот тогда-то Юдит вернется к друзьям и семье и скажет: я снова с вами, а то, что было, — всего лишь кризис. Да и что тут удивительного — жара, стресс, ну, вы знаете. А они ответят: как хорошо, Юдит, что ты вернулась. А теперь позволь себе небольшой отпуск, чтобы хорошенько отдохнуть. Тебе больше нечего опасаться. Мы все на твоей стороне!

До этого дня было еще далеко, Юдит все еще двигалась на ощупь в узком темном туннеле, однако первые тонкие лучи света уже пробивались, и когда ее ненадолго охватила эйфория, она решилась в конце августа предпринять ознакомительную недельную поездку в Амстердам — первое путешествие под чистым и свободным небом. Там она могла пожить у друзей, которые ничего не знали о Ханнесе. Самое большее, что они могли узнать, — это что какой-то зацикленный на ней чудик каждый день посылает ей какую-то хрень на мобилбокс.

Прошел еще день. В то утро Юдит была слишком легкомысленной и, просматривая деловую почту, вскрыла неподписанный конверт. Поняв, от кого он, она пережила шок и сделала вторую ошибку: прочитала письмо, строку за строкой, до последней точки.

Текст был написан в протокольном стиле и звучал обманчиво по-деловому: двенадцатого августа, в семь часов прозвенит ее радиобудильник. Однако его стрелки будут показывать без шести минут семь. Часы продолжат идти, но правильное время знает только он. Она принимает душ — приятно чувствовать, как прохладная вода сбегает по нежному мягкому телу. Она не может не думать о нем. А он о ней, всегда.

Семь часов сорок три минуты. Юдит выходит из дома. В нежно-зеленом обтягивающем летнем платье. Золотистые волосы имитируют искусственный беспорядок на голове. На вид ей лет двадцать. Самая красивая женщина на свете. Однако лицо слишком серьезное и опечаленное. Ей не хватает его. Она по нему скучает.