Наваждение - [113]

– Ах, видите ли, мэм, – один из его железных пальцев легонько коснулся ее носа, – поскольку я – мужчина, я могу позволить себе все, что пожелаю, и ни перед кем не отчитываться.

Совсем поздно ночью, когда улеглись спать все гости – за исключением нескольких самых заядлых картежников, – Элиза провела Деклана в павильон.

– Мы жили тут, когда гостили здесь в детстве, – пояснила она, поднимаясь по лестнице в полутемную комнату Адриена.

– Вы знали Финна Керригана? – безразлично спросил он, часть его мозга всегда оставалась на страже – независимо от того, каким бы пьяным или возбужденным он ни был.

Его губы скользили по ее лицу, по ее горлу, и он не желал ни о чем говорить – по крайней мере пока. Против ожидания, он не стал искать женщину, с помощью которой смог бы снять напряжение, овладевшее им после отказа, на который он натолкнулся в библиотеке. Кровь по-прежнему бурлила в его чреслах. Он не мог думать ни о чем ином, кроме Элизиного тела.

– Погоди, погоди. – Она вывернулась из его рук. – Не надо спешить. У нас впереди долгие часы.

– Но разве это не комната Ладура? – Он неохотно выпустил ее, раскинулся на кровати и принялся расстегивать рубашку.

– О, он не появится здесь еще целую вечность – занят где-то в другом месте. Но даже если он нас здесь и застанет, я не думаю, что он станет нас упрекать, – отвечала Элиза, нервически слоняясь по комнате. Наконец она решительно полезла в один из гардеробов и извлекла оттуда резную шкатулку и какие-то тряпки.

– Ты уверена? Он же ненавидит меня.

– И ты его боишься?

– Я сожру его на завтрак, а кости выплюну.

– Ах, ты такой сильный, Деклан… и такой жестокий. – Она сделала ему глазки. А затем, сказав: – Здесь чересчур темно, – принялась расставлять повсюду, где только можно, зажженные свечи, так что под конец комната наполнилась золотистым сиянием.

– Что это ты затеяла? – Деклан подошел сзади, привлек ее к себе, так что ягодицы оказались прижаты к его паху, взял в руки ее груди и припал губами к тому чувствительному местечку, где кончается шея и начинается спина. – Ты не любишь заниматься любовью в темноте?

Если бы она могла отвечать правдиво, она бы сказала, что вообще не любит этим заниматься, однако эта правда тщательно скрывалась от всех – даже от нее самой, – и уж определенно в такой момент и с таким мужчиной это была не самая подходящая тема для беседы. Элиза непрерывно пила весь вечер, стараясь подготовить себя, и уже начала было верить в успех, но в эту минуту поняла, что ничего не сможет поделать с извечной трагической ситуацией. Судя по всему, она не сможет получить наслаждение даже в объятиях и более многих желанного Деклана.

– Мне нравится делать это и во тьме, и при свете дня – или, как сейчас, при свете свечей, – сообщила она. – Ты не хочешь еще выпить?

– Тебе не кажется, что мы выпили более чем достаточно? По крайней мере я – точно. Избыток алкоголя притупляет остроту наслаждения, а я не намерен потерять его ни капли. – И он опять попытался поймать ее, но она ловко увернулась. Он чертыхнулся, пожал плечами и налил ей еще бокал вина.

– Ступай и ложись в постель, – приказала она, осушив его до дна. – Эта кровать когда-то принадлежала турецкому султану. Давай представим себе, что я – наложница из твоего гарема и ты сделал меня своей избранницей на эту ночь. А я пока приготовлюсь. – И она скрылась за расписной ширмой, отгораживавшей угол комнаты.

Деклан ухмыльнулся, сбросил с себя остатки одежды и расположился на кровати, опершись спиною на вышитую шелковую подушку, накинув на нижнюю часть тела покрывало, – он наслаждался пока сигарой. Что за игру она затеяла теперь? – гадал он. К чему все эти шарады, если ему только то и надо, что попросту трахнуть ее? Правда, его несколько беспокоило то, что она не нравится ему – он не доверял ей, хотя и не в силах был противостоять желанию, которое она разожгла в его теле. «Какой же ты беспринципный негодяй, упрекал он сам себя, лениво следя за сизыми завитками дыма, поднимавшимися к потолку от его сигары. Почему ты позволил втянуть себя в игры с этой бабой?»

А вот это, оказывается, было вызвано не только жаждой плотских утех и напрямую относилось к Кэтрин Энсон. Он и сам не мог бы ничего объяснить толком, однако жизненный опыт научил его доверять интуиции: она всегда давала знать, если где-то поблизости замышлялась ловушка. И именно этот беспокойный червячок грыз его с того самого момента, как он положил глаз на английскую девицу.

– Не смотри на меня пока, – раздался медовый голосок Элизы. – Зажмурь глаза.

Он повиновался и едва не провалился в пьяное забытье, утомленный бесцельной суетой вокруг да около. Он услыхал, как шуршит шелк и как пара босых ножек прошлась по полу.

– Могу я теперь посмотреть? – спросил он.

– Можешь.

Она стояла в ногах кровати, с размалеванным лицом, с массой украшений в волосах, на шее и на запястьях. Блестели гранями крупные самоцветы, геммы в тяжелых ожерельях, широкие золотые браслеты и тяжелые подвески сережек. Кроме этого на ней не было ничего, кроме куска сари, обернутого вокруг бедер.

– Ого! – беззвучно присвистнул Деклан. – Что это все значит? «Чудеса арабских ночей», что ли?