Наваринское сражение. Битва трех адмиралов - [5]

– Ладно вам! – махали рукавицами плотники да конопатчики соломбальские. – Мы свое дело без вас знаем. Наши кораблики хоть семь окиянов проплывут, и ничего им не станет!

Вечерами офицеры собирались у гостеприимного Миши Рейнеке. «Крейсерцы» вспоминали о недавнем кругосветном плавании, Рейнеке рассказывал о Беломорье…

Разговоры заводил обычно розовощекий Ефимий Путятин. Обпившись чаю и вытирая полотенцем вспотевший лоб, он важно начинал:

– А помните, господа, бурю на траверзе Сан-Франциско? Когда мы штормовали без малого две недели. Могу вам задним числом нонче сознаться, уж на что я крепок и стоек, но и то мысленно тогда со всеми домашними распрощался!

Павел Нахимов, рыжий и ироничный, улыбаясь, кивал:

– Помним, помним, Ефимушка, как ты царю морскому «ура» кричал, Михайле Петровичу весь сюртук обрызгать изволил!

– Ну, это с кем не бывает, – супился Путятин. – Поди разбери, куда обед из себя выбрасывать, когда такая круговерть вокруг!

– Господа! Господа! А помните, как в порту Дервентском, по джунглиям гулявши, мы заблудились, а дохтор Алиман, испугавшись, плакал и просил не бросать его на съеденье тамошним зверям! – скороговоркой закричал со своего места наивно-простодушный Саша Домашенко. – Вот смеху-то было!

– Положим, смеху было, когда из чащоб тех нас туземец местный вывел, а до того что-то не припомню, чтобы кто-то хохотал! – вставил со своего места Иван Бутенев, серьезный и рассудительный.

…Гуляя вечерами по дощатым архангельским тротуарам, Нахимов с Рейнеке вспоминали Морской корпус и однокашников.

– А что, Павлуша, нынче с Завалишиным? – спрашивал Нахимова Рейнеке. – А то здесь о нем разное болтают…

– Митрий нынче в крепости Петропавловской сидит за участие в обществе преступном рылеевском. Мы еще на «Крейсере» в Новоархангельске стояли, как туда пришел именной указ немедленно отправить его в Петербург. Так на попутном компанейском карбасе и уплыл. Сколько ни спрашивали, за что, так ничего не сказал.

– Ну а Володьку Даля встречал ли в столице?

– Виделся пару раз после возвращения с морей. Даль нынче докторством практикует, да еще говорит, что на досуге словесностью баловаться начал, поговорки да прибаутки деревенские записывает.

– Вот как жизнь нас, Павлуша, раскидывает, – вздохнул Рейнеке. – Кому море, кому словесность, а иным и острог!

Вскоре главный командир архангельского порта вице-адмирал Миницкий вызвал к себе Лазарева и командира второго достраивавшегося корабля капитана 2-го ранга Иосифа Свинкина.

– Его императорское величество милостиво соизволил дать наименование вашим кораблям, – торжественно объявил он. – Отныне корабль, где капитанствует Михаил Петрович, следует именовать «Азовом», а тот, где Иосиф Иваныч, – «Иезекилем». Объявите о том командам и примите мои поздравления!

В тот день обе команды от работ были освобождены. Матросам Миницкий от порта выкатил несколько бочек вина, а офицеры обоих «новопоименнованных» кораблей прочно засели в местной ресторации. До глубокой ночи оттуда доносились возбужденные голоса:

– Офицеры «Иезекиля» презентуют азовскому столу ящик шампанского!

– «Азовцы» отвечают с «Иезекиля» двумя!

В марте оба корабля были освящены и спущены на воду, довооружены и сделали по нескольку пробных выходов в море. Пополнились и команды. Еще одна партия офицеров прибыла из Кронштадта, а матросами укомплектовались из здешнего экипажа.

Затем, когда оба командира доложили главному командиру порта о готовности к плаванию, Миницкий зачитал им приказ Моллера об образовании особого отдельного отряда кораблей, переходящих из Архангельска в Кронштадт. В отряд помимо «Азова» и «Иезекиля» вошел и 24-пушечный шлюп «Спокойный», доставивший прошлым летом в Архангельск артиллерийские стволы для строящихся кораблей. Начальником отряда был определен Лазарев.

Когда командиры вышли из конторы командира порта, седой Свинкин, помнивший еще далекие и славные екатерининские времена, с сожалением сказал:

– Ну вот, вы, Михаил Петрович, и обходите нас, стариков!

Неловко почувствовавший себя Лазарев лишь развел руками:

– Не от меня то зависит, Иосиф Иваныч, а что назначили меня, там им, на паркетах, виднее, кого из нас куда распихивать!

– Да нет, – усмехнулся сквозь редкие усы Свинкин. – Я на вас не в обиде, а на переходе за меня не волнуйтесь – старый конь борозды не портит!

Перед выходом в море простились и Нахимов с Рейнеке.

– Искренне завидую тебе, Павлуша! Большому кораблю – большое плавание! – обнял друга Рейнеке.

– Твое дело, Миша, тоже не из последних. Я ж твердо обещаю тебе, что обо всех событиях моей жизни и службы непременно буду тебя извещать!

5 августа 1826 года 74-пушечные корабли «Азов» и «Иезекиль» в сопровождении 24-пушечного шлюпа «Спокойный» вышли на бар, а затем, вступив под паруса, взяли курс на неблизкий Кронштадт.

Частые штили и тихие переменные ветра почти на две недели задержали отряд в Белом море, затем начались шторма. В целом плавание, однако, прошло без особых происшествий, если не считать, что «Иезекиль» потерял в шторм шлюпку и трех человек, а на «Азове» при свежем ветре переломилась грот-марса-рея.

Первые дни команды питались припасенным свежим мясом и зеленью, затем, как всегда, с сожалением перешли на солонину и кислую капусту. В достатке было и столь любезной матросскому сердцу сушеной трески.