Наулака: История о Западе и Востоке - [36]

— Все это очень хорошо для вас, Кейт, мне же нравятся все мои боги. И если бы отец узнал, о чем вы говорите со мной, он бы рассердился.

— Но чему же вы-то поклоняетесь? — спросила Кейт, всей душой жалея маленького язычника.

— Моей сабле и моему коню, — ответил махараджа Кунвар, наполовину вытаскивая из ножен свою украшенную драгоценными камнями саблю, с которой никогда не расставался, и вновь вкладывая её в ножны решительным движением — сабля зазвенела, и на этом разговору был положен конец.

Но ребёнок скоро понял, что увернуться от долговязого Тарвина куда труднее, чем от Кейт. Он обижался, когда тот называл его малышом, хотя обращение «молодой человек» тоже не вызывало в нем восторга. Но слово «принц» звучало в его устах так спокойно-уважительно и чуть растянуто, что молодой раджпут начинал подозревать Тарвина в том, что тот подсмеивается над ним. И тем не менее сахиб Тарвин обращался с ним, как с мужчиной, в позволял ему (правда, с большими предосторожностями) играть с его огромным «ружьём», которое на самом-то деле было вовсе не ружьём, а пистолетом. И вот однажды, когда принц улестил конюха и тот позволил ему сесть на необъезженную лошадь, Тарвин, подъехав к нему, снял его на скаку с громадного бархатного седла, пересадил на собственную лошадь и, не снижая скорости, показал ему, как у него на родине, преследуя бычка, отбившегося от стада, пастух перекидывает поводья с одной стороны на другую, чтобы править конём.

Этот трюк с пересаживанием из седла в седло, задевший какую-то «цирковую» струну, которая есть в каждой мальчишеской душе (индийский принц здесь не исключение), до того понравился махарадже, что он захотел во что бы то ни стало продемонстрировать его Кейт. А так как без Тарвина показ трюка был невозможен, махараджа уговорил его дать представление перед домом миссионера. Мистер и миссис Эстес вышли на веранду вместе с Кейт и оттуда смотрели на выступление наездников, по окончании которого мистер Эстес наградил их шумными аплодисментами и просил повторить номер. Просьба была выполнена, после чего миссис Эстес спросила Тарвина, не останется ли он отобедать с ними, коль скоро он здесь. Взглянув с сомнением на Кейт, ожидая от неё разрешения, и, следуя логике, доступной одним влюблённым, по затуманившимся глазам и по тому, как она отвернулась, он пришёл к выводу, что она согласна.

После обеда, когда при свете звёзд они сидели вдвоём на веранде, он спросил:

— Вы в самом деле не против?..

— Против чего? — переспросила она, поднимая на него серьёзные, спокойные глаза.

— Чтобы я виделся с вами иногда. Я знаю, вам это не нравится, но это даёт мне возможность заботиться о вас. Наверное, вы и сами уже поняли, что вам же самой нужно, чтобы кто-то заботился о вас.

— Ах, нет.

— Спасибо, — произнёс Тарвин, можно сказать, смиренно.

— Я хотела сказать, что мне не нужно, чтобы обо мне заботились.

— Но вам это, во всяком случае, не противно?

— Это очень мило с вашей стороны, Ник, — сказала она, стараясь быть непредвзятой.

— Ну, в таком случае это очень плохо с вашей стороны, что вам не нравится моя забота о вас.

Это заставило Кейт улыбнуться.

— По-моему, мне это нравится, Ник.

— И вы разрешите мне приходить сюда хоть изредка? Вы представить себе не можете, что такое наша гостиница. Эти коммивояжёры меня просто убивают. А эти кули на плотине… — что у меня с ними общего?

— Ну ладно, так и быть, раз вы уже здесь. Но вам не следует жить здесь, Ник. Окажите мне услугу — настоящую услугу, Ник, — уезжайте отсюда!

— Попросите что-нибудь попроще.

— Но почему, почему вы приехали? Вы не можете привести ни одного разумного довода в пользу своего пребывания в Раторе.

— Да-да, в точности то же самое говорило мне британское правительство. Но я представил ему свои причины.

Он признался, что после целого дня работы под яростными лучами индийского солнца ему не хватает чего-то домашнего, натурального, американского. И когда он сказал об этом, Кейт откликнулась на его зов. Ей с детства внушали, что от неё самой зависит, будет ли мужчине хорошо дома. И дня через три-четыре, когда она протянула ему топазскую городскую газету, присланную отцом, он наконец-то почувствовал себя как дома. Тарвин набросился на неё, как коршун, и все перелистывал её тонкие четыре листочка.

Он причмокнул от удовольствия.

— Хорошо, хорошо, очень хорошо, — шептал он, смакуя прочитанное. — Посмотрите, какая красивая реклама! Так, что же произошло за это время в Топазе? — воскликнул он, держа газету на расстоянии вытянутой руки и жадными глазами пробегая газетные столбцы. — О, с ним все в порядке.

Эту обычную фразу он произнёс таким нежно-воркующим, музыкальным тоном, что, право, Кейт стоило проделать долгий путь, чтобы услышать её.

— Так, мы продолжаем двигаться вперёд, не так ли? Мы не мешкаем, не бездельничаем, не тратим времени впустую, хотя ещё не залучили к себе «Три К». Мы не отстаём от каравана! А посмотрите-ка на эту рубрику — «Растлерские корешки» — чуть не целая полоса. Ах, этот бедный, старый, изъеденный червями городишко крепко-крепко спит, так ведь? Нет, подумайте только, ям ещё подавай железную дорогу! А вот, послушайте: «Мило С.Ламберт, владелец рудника „Последний котлован Ламберта“, имеет большие запасы руды в штабелях, но, как и все мы, считает, что перевозка руды не окупится, если железная дорога пройдёт дальше, чем в пятнадцати милях от города. Мило утверждает, что после того, как он вывезет, наконец, руду, штат Колорадо потеряет для него всякую привлекательность». Ну, я так не думаю. Приезжайте в Топаз, Мило! А вот ещё: «Когда осенью „Три К“ появятся в городе, закончатся наши жалобы на тяжёлые времена. А между тем крайне несправедливо по отношению к нашему городу говорить, что Растлер отстаёт от других городов штата, основанных одновременно с ним, и все честные граждане должны с негодованием отвергнуть это утверждение и приложить все силы для его опровержения. Растлер никогда ещё не находился в таком расцвете, как сейчас. Судите сами — на его рудниках в прошлом году добыто руды на 1 млн. 200 тысяч долларов; в городе шесть церквей различных вероисповеданий; молодая, но быстро растущая академия, которой суждено занять одно из первых мест среди американских учебных заведений; по количеству новых зданий, воздвигнутых в городе в прошлом году, мы не уступаем, а может быть, и превосходим любой из городов горного края, и наконец, жители нашего города — это энергичные и целеустремлённые бизнесмены. Все это вместе взятое сулит нам в будущем году большой успех — Растлер станет достойным своего названия»