Наука под гнетом российской истории - [17]

Не лучше было и в академическом университете. Там функционировало три факультета: юридический, медицинский и философский. Студентов было мало, число профессоров зачастую превышало число студентов, а потому деление на факультеты оказалось номинальным – просто профессора по очереди всем сразу читали свои лекции каждый по своей специальнос- ти [86]. К тому же невежество и безразличие к делу многих прибывших из-за границы профессоров – вот главное, что определяло атмосферу в этом академическом университете. Кстати, уже вскоре стало ясно, что занятие наукой – дело не перспективное: должностей никаких не сулило, в глазах света не возвышало. Общественное мнение науку не жаловало. Отсюда и отношение к ней даже со стороны тех, кто был призван учить и научаться этому ремеслу. Именно ремеслу, ибо наука в России сразу стала пониматься как разновидность рутинного ремесла, но ремесла явно не престижного. Даже через 20 лет после открытия Академии наук М.В. Ломоносов ее университет ни в грош не ставил [87]. Он писал, что даже в 1758 году “при Академии наук не токмо настоящего университета не бывало, но еще ни образа, ни подобия университетского не видно” [88]. Даже в конце XVIII века обучали в этом университете «индивидуально». Причина простая – ничтожное число студентов [89].

Наконец, в научной части Академии Л.Л. Блюментрост предусмотрел три класса (Отделения, как бы мы сказали сегодня): математический, физический и гуманитарный. Первые два включали по 4 кафедры (по 4 вакансии академика), последний-три. Желающих отправиться в неведомую Скифию, пусть и на «довольное жалованье», найти было не просто. В феврале 1725 г. всем русским послам вновь были отправлены специальные указы, обязывающие их продолжить поиск ученых, причем таких, “чтоб по своим контрактам, без сумнения, следовали сюды, для которых здесь все потребное уготовление учинено, и будут содержаны у нас в особливом нашем призрении” [90].

В 1725 г. штат Академии был заполнен. В Петербург прибыли: из Германии Г. Байер (занимал кафедру греческих и римских древностей в 1725-1735 гг.), Г. Бюльфингер (логика и метафизика, 1725 г.), И. Дювернуа (анатомия, 1725 – 1741 гг.), Хр. Мартини (экспериментальная физика, 1725 г.), И.-П. Коль (кра-сноречие и церковная история, 1725-1727 гг.), Бекенштейн (пра-во, 1725-1735 гг.); из Швейцарии – Я. Герман (высшая математика, 1725 – 1730 гг.), Н. Бернулли (механика, 1725-1726гг.), Д. Бернулли (физиология,1725-1730 гг.) [91]. Кроме того, на должность конференц – секретаря – историографа определили математика Хр. Гольдбаха да назначили двух адъюнктов: И. Вейтбрехта и Г. Миллера. Библиотекарем (по сути ученым секретарем) Академии был приставлен И.-Д. Шумахер. В начале декабря 1725г. Сенат назначил Л.Л. Блюментроста первым президентом Петербургской Академии наук.

Понятно, что у каждого приглашенного иностранца была своя «история», своя причина поменять благоустроенную, но неуютную лично для него Европу на никому неведомую Россию. А уже в Петербурге выяснилось – кто из них прибыл для занятий наукой, а кто за легким заработком. Как отмечается в «Истории Академии наук СССР», среди объявившихся в Академии иностранцев “попадались иногда и самозванцы, и явные бездельники, и авантюристы” [92].

Уже в 1727 г. в штате Академии значилось 84 человека, из них 17 академиков (тогда они назывались профессорами), в 1735 году штат вырос до 158 человек, зато число академиков упало до 14 человек.

Сам Петр Великий так и не дождался открытия Академии. Ее первое (рабочее) заседание состоялось 12 ноября 1725 г. Однако еще 15 августа Екатерина I приняла всех академиков, приглашенных в Петербург от имени Петра I. Профессор Я. Гер-ман заявил на этом приеме: “Вы не только не допустили упасть его (Петра. – С.Р.) предначертанию, но подвигли оное с равною энергиею и щедростию, достойной могущественной в мире Государыни” [93]. Торжественное открытие Академии наук в присутствии императрицы Екатерины I произошло 27 декабря 1725г. На него были приглашены все любители «добрых наук». Происходило это торжество в доме Шафирова на Петербургской стороне в присутствии 400 гостей. (Как видим, Указ об учреждении Академии Сенат принял еще 28 января 1724 г., акт же ее открытия состоялся почти через два года. С тех пор историки так и не могут договориться о дате основания Академии наук).

… Итак, Петр создал Академию наук как обычное бюрократическое учреждение, правда привилегированное, ибо подчинил ее лично себе. Последствия подобной «милости» не замедлили сказаться: в продолжение всего XVIII века Академия была в значительной мере «придворным институтом», а задачей академиков – помимо научных исследований – стало развлечение монархов разными хитроумными приборами и заморскими диковинками [94].

Правда, справедливости ради надо заметить, что в самые первые годы существования Академии условия для научного творчества были благоприятны еще и потому, что ученые в значительной степени были предоставлены сами себе, их пока ни о чем не просили, с них ничего не требовали. Просто Двору было не до Академии наук, ибо начавшаяся после смерти Петра I дворцовая чехарда отодвигала Академию в тень от докучливого монаршего зрака. Привело это к отчетливому расслоению внутри самой Академии: таланты проявили себя, а бездари стали кучковаться в различные академические группировки.