Наука логики. Том II. Субъективная логика. (Материалистически структурирован) - [41]

. Но такое понятие не становится еще в силу этого чем–то сложным. — Уму говорящих о простом понятии предносится, повидимому, абстрактная простота, единство, не содержащее внутри себя различия и определенности и потому не являющееся тем единством, которое свойственно понятию. Поскольку предмет находится в представлении и, в особенности, в памяти или поскольку он есть абстрактное определение мысли, он может быть совершенно прост. Даже самый богатый по своему содержанию предмет, например, дух, природа, мир, а также бог, если он облекается без всякого понятия в простое представление о столь же простом выражении: дух, природа, мир, бог, есть несомненно нечто простое, на чем сознание может остановиться, не выделяя для себя дальше какого–либо специфического определения или признака; но предметы сознания не должны оставаться такими простыми, не должны оставаться представлениями или абстрактными определениями мысли, а должны быть постигнуты в понятии, т. е. их простота должна быть определена их внутренним различием. — Сложное же понятие есть не более, как деревянное железо. О чем–то сложном можно, правда, иметь то или иное понятие, но сложное понятие было бы чем–то худшим, чем материализм, который признает сложным лишь субстанцию души, а мышление все же считает простым. Необразованная рефлексия прежде всего набредает на сложность, как на совершенно внешнее соотношение, на худшую форму, в которой могут быть рассматриваемы вещи; даже самые низшие природы должны обладать некоторым внутренним единством. А чтобы форма самого неистинного существования была перенесена на «я», на понятие, — это более, чем можно было бы ожидать, это должно быть рассматриваемо как неприличие и варварство.

Понятия, далее, подразделяются, в особенности, на контрарные и контрадикторные. — Если бы при трактовании понятия дело шло о том, чтобы указать, какие существуют определенные понятия, то пришлось бы привести всевозможные определения, — ибо все определения суть понятия и тем самым определенные понятия, — и все категории бытия, равно как и все определения сущности, надлежало бы привести как виды понятий. И в самом деле, в логиках — по капризу в одних более, а в других менее, — рассказывается о том, что имеются понятия утвердительные, отрицательные, тождественные, условные, необходимые и т. д. Так как такие определения уже лежат позади природы самого понятия и потому, когда они приводятся по его поводу, находятся не на своем собственном месте, то они допускают лишь поверхностные объяснения значений соответствующих слов и не представляют здесь никакого интереса. — В основании контрарных и контрадикторных понятий, — различение, которое здесь особенно выдвигается, — лежит рефлексивное определение разности и противоположности. Они рассматриваются как два отдельных вида, т. е. каждое как неподвижно существующее само по себе и безразличное к другому, рассматриваются без всякой мысли о их диалектике и о внутреннем ничтожестве этих различений; как будто то, что контрарно, не должно быть определено вместе с тем и как контрадикторное. Природа и существенный переход тех форм рефлексии, которые ими выражаются, рассмотрены нами в своем месте. В понятии тождество развито дальше во всеобщность, различие — в особенность, противоположение, возвращающееся в основание, — в единичность. В этих формах указанные выше определения рефлексии таковы, каковы они суть в их понятии. Всеобщее оказалось не только тождественным, но вместе е тем и разным или контрарным по отношению к особенному и единичному и, далее, также и противоположным им или контрадикторным; но в этом противоположении оно тождественно с ними и есть их истинное основание, в котором они сняты. То же самое справедливо об особенном и единичном, которые таким же образом суть тотальность рефлексивных определений.

Далее, понятия подразделяются на подчиненные и соподчиненные, — различение, которое ближе касается определения понятия, а именно отношения всеобщности и особенности, говоря о которых мы мимоходом и употребили эти выражения (249). Только обыкновенно их равным образом рассматривают как совершенно неподвижные отношения и потому выставляют относительно них ряд бесплодных положений. Наиболее пространная их трактовка опять–таки касается отношения контрарности и контрадикторности к подчинению и соподчинению. Так как суждение есть соотношение между определенными понятиями, то лишь при его рассмотрении должно выясниться истинное отношение [этих определений]. Указанная манера сравнивать эти определения без всякой мысли о их диалектике и о беспрерывном изменении их определения или, вернее, об имеющемся в них сочетании противоположных определений делает чем–то бесплодным и бессодержательным все рассуждение о том, что в них согласно и что нет, как будто это согласие или несогласие есть нечто обособленное и постоянное. — Великий Эйлер, бесконечно плодотворный и остроумный в схватывании и комбинировании глубочайших отношений алгебраических величин, и, в особенности, сухорассудочный Ламберт и другие пытались обозначать