Наука и техника, 2007 № 02 (9) - [37]

Каково же место таких меченосцев в отрядной схватке?

Сколько-то их сосредоточено в глубине пеших построений — на случай, если враг прорвет ряды. Сопровождают они и командиров, являясь скорее не «стражей» (этот термин заставляет думать об оборонительной, церемониальной, а то и полицейской функции), а как бы отрядами коммандос. Ведь в тех условиях командир — не просто руководитель: с этой своей свитой он бросается в ключевые места схватки, развивая свой прорыв или ликвидируя вражеский…

Но главную работу двуручник проделывал не В рядах, а ПЕРЕД ними. Представьте: копьеносное построение, медленно разгоняясь для таранного натиска, трусцой бежит на аналогичного противника — ас флангов, иногда даже перед фронтом (!) рассыпным строем легконого бегут отборные воины в пехотных латах, с эспадонами, бастардами и большими ландскнехтскими мечами. Их задача — проделать брешь в пикинерском строю. Правда, перед вражеским строем бегут такие же «спецназовцы», так что не всякий раз меченосцам удается прорваться к вражеским рядам, иногда им даже приходится отступить под защиту своих. Но когда удается, то мечник сносит несколько пик, порой добирается и до их владельцев, словом — разваливает первую шеренгу, как шрапнельный заряд. Если он после этого не успел отойти на фланг, прежде чем отряды сошлись, — свои копейщики постараются его не задеть (они тоже отменно тренированы, так что даже сверхдлинную пику не просто держат перед собой, но и направляют в цель), и будет он рубиться в глубине вражеских рядов, ожидая, что пробитая им брешь вот-вот станет воротами для общего прорыва.

Итак, двуручный меч — оружие отрядное (хотя и на благородный поединок с ним выходят), оружие элитное. Как ни парадоксально такое сравнение, он — что-то вроде пулемета: один-два на взвод, несколько на роту, не всякому по силам, но без него не обойтись. Зачастую сражались им и рыцари, чаще все-таки неблагородные пехотинцы — но это были матерые, высокооплачиваемые профессионалы, которым и латы по средствам.

Впрочем, латы у них специфические. Поножи обычно без наголенников, шлем чаще всего без забрала (необходимо «широко смотреть»: и на врагов, и на свой строй, отслеживая маневр). Вместо наплечников часто — кольчужная пелерина особо плотного плетения. Насчет «неловкого отмахивания скованной доспехами рукой» — это, конечно, фантастика, но ЛОВКИМ оно бывает, когда латы «модельные», идеально пригнаны к фигуре. Ландскнехт такое мог себе позволить не всегда, потому плечевой пояс, где конструкция латного доспеха особенно сложна, порой защищал более архаичной броней.

Через полвека после Дюрера. Тренировочный зал фехтовально-борцовской школы знаменитого Иоахима Майера. И это далеко не все приемы, разработанные для эспадона!

Продолжив парадоксальные сравнения, скажем: кроме «пулеметной» ассоциации, возникает еще и «пистолетная». Потому что довольно похожим образом и именно в постсредневековые век-полтора норовили проделывать бреши в копейной стене рейтары, атакующие пикинеров или тех же ландскнехтов (для их боевого строя длинная пика уж никак не менее характерна, чем двуручный меч!). Правда, рейтары в таких случаях действовали верхом: шеренга всадников налетает на глубокое построение выставившей копья пехоты, но не врезается в нее (уж больно это опасный противник!), а с малой дистанции, лишь чуть-чуть превышающей длину пик, дает пистолетный залп — и заворачивает коней; так же поступает и вторая шеренга… третья… Четвертая может уже и пойти напролом, если в пехотном строю образуется достаточно приличные бреши.

У пехоты в этой ситуации, разумеется, есть своя контригра. Не говоря уж о том, что для таких-то случаев и существует поддержка других родов войск: хотя бы той же конницы, не обязательно рейтарской. В общем, тут — кто кого переиграет…

Описание всех этих «игр» выведет нас уж слишком далеко за пределы этой статьи. Отметим лишь, что разыгрываются они главным образом на послесредневековой сцене.

Где еще хорош двуручник? При обороне укреплений (не штурме: на осадной лестнице с ним не управиться!). Собственно, от «осадных» мечей XIV в. он, видимо, родословную и ведет, окончательно сформировавшись к началу XV в. (а не к середине, как порой утверждается) и просуществовав как боевое оружие почти до конца XVII в. В общем, двуручный меч — оружие «излета» классического средневековья. Он активно применяется в эпоху мощных доспехов (век которых, правда, вот-вот начнет подходить к концу — но современникам это еще не известно!), сложившихся школ фехтования, оформившейся как самостоятельная сила пехоты — и, пожалуй, отчасти размытых граней между «благородным» и «неблагородным» воинством…

Как видим, двуручник отнюдь не вымер в ту самую эпоху, когда главным «личным» оружием, символом воинского сословия, дворянства, стала шпага. Наоборот — в XVI–XVII вв. имеет место его расцвет: и форм самого оружия, и стилей владения им.

У мастеров-основателей фехтовальных школ этот факт вызывал сложные, порой даже противоречивые чувства.

Некоторые из них без комплексов принимали эспадон как одну из допустимых форм оружия, особенно — оружия поля боя. Ведь в таких школах обучались не только правилам дуэльного поединка (который, за редкими исключениями, действительно проходил «по ведомству» шпаги), но и боевому искусству как таковому, включая даже приемы боя без оружия. Однако некоторых мастеров охватывал своего рода «шпажный шовинизм». Так, в 1630-х гг. великий Тибо — непревзойденный фехтовальщик, славнейший из отцов-основателей французской школы владения шпагой — постоянно подчеркивал, насколько легко он может управиться с любым из противников, вооруженных двуручным мечом. В его показе это выглядело более чем убедительно, даже когда на тренировках ему противостояли самые «продвинутые» из его учеников: не подмастерья, а мастера. Однако тут имеет место незаметная «подмена тезиса»: ведь сам Тибо был не просто мастером, но воистину гроссмейстером шпажного боя, и с рядовым мастером клинка (любого!) он действительно мог сделать что угодно!