НАУЧНАЯ СЕССИЯ, ПОСВЯЩЕННАЯ ПРОБЛЕМАМ ФИЗИОЛОГИЧЕСКОГО УЧЕНИЯ АКАДЕМИКА И. П. ПАВЛОВА (28 июня — 4 июля 1950 г.) - [2]

    «Единая и неделимая природа, выраженная в двух различных формах — в материальной и идеальной; единая и неделимая общественная жизнь, выраженная в двух различных формах — в материальной и идеальной, — вот как мы должны смотреть на развитие природы и общественной жизни… Развитию идеальной стороны, развитию сознания, предшествует развитие материальной стороны, развитие внешних условий: сначала изменяются внешние условия, сначала изменяется материальная сторона, а затем соответственно изменяется сознание, идеальная сторона» (Соч., т. 1, стр. 312-314).

    Эти положения И. В. Сталина в самой общей форме предопределяют главный тезис учения Павлова о высшей нервной деятельности во всем его богатстве и сложности.

    Как бы отвечая на тезис товарища Сталина, И. П. Павлов в своем «Ответе физиолога психологам» через много лет, после громадной экспериментальной работы, в 1930 г., так резюмирует основной вывод своих исследований: «Человек есть, конечно, система (грубее говоря — машина), как и всякая другая в природе, подчиняющаяся неизбежным и единым для всей природы законам; но система, в горизонте нашего современного научного видения, единственная по высочайшему саморегулированию… Главнейшее, сильнейшее и постоянно остающееся впечатление от изучения высшей нервной деятельности нашим методом — это чрезвычайная пластичность этой деятельности, ее огромные возможности: ничто не остается неподвижным, неподатливым, а все всегда может быть достигнуто, изменяться к лучшему, лишь бы были осуществлены соответствующие условия.

    Система (машина) и человек со всеми его идеалами, стремлениями и достижениями — какое, казалось бы на первый взгляд, ужасающе дисгармоническое сопоставление! Но так ли это? И с развитой точки зрения разве человек не верх природы, не высшее олицетворение ресурсов беспредельной природы, не осуществление ее могучих, еще неизведанных законов! Разве это не может поддерживать достоинство человека, наполнять его высшим удовлетворением! А жизненно остается все то же, что и при идее о свободе воли с ее личной, общественной и государственной ответственностью…» (Полн. собр. трудов, т. III, стр. 454).

    Этот вывод Павлова, сделанный им за 6 лет до его кончины, однако, вовсе еще не подводит черту. Этот вывод Павлова, в сущности, огромная программа, поставленная перед физиологической наукой. Павлов проложил и далеко вперед наметил новый важнейший путь в науке. В этом его бессмертная заслуга перед родной социалистической страной и перед всем прогрессивным человечеством.

    Наследники Павлова, его ученики, сотрудники, продолжатели его дела обязаны в меру всех своих сил развивать гениальные достижения своего учителя. Это — обязательное требование для правильного хода науки, особенно для науки социалистического государства. Мы привыкли и научились планировать исследовательскую работу. Если мы не в состоянии предугадывать заранее творчество Менделеевых и Павловых, то с вершин итогов их деятельности открываются широчайшие перспективы, позволяющие осуществлять рациональное планирование науки. Наша обязанность — итти по павловскому пути, по важнейшему, несомненному, намеченному, показанному им пути. В этом направлении совершенно очевидны новые перспективы громадного значения для теории и практики.

    Еще при жизни Ивана Петровича Павлова советское правительство создало небывало благоприятные условия для развертывания его работы. По предложению товарища Ленина, Совет народных комиссаров учредил особую комиссию по обеспечению условий работы И. П. Павлова, был издан специальный правительственный декрет по этому случаю. Для Павлова правительство создало два исследовательских института — Физиологический институт в Академии Наук в Ленинграде и биостанцию в Колтушах, названную Павловым «столицей условных рефлексов». «Хочется долго жить, — писал Иван Петрович Павлов в 1935 г., — потому, что небывало расцветают мои лаборатории. Советская власть дала миллионы на мои научные работы, на строительство лабораторий. Хочу верить, что меры поощрения работников физиологии, а я все же остаюсь физиологом, достигнут цели, и моя наука особенно расцветет на родной почве…» (Полн. собр. трудов, т. I, стр. 31).

    Прошло 15 лет с тех пор, как были написаны эти строки. И. П. Павлова больше нет. Огромная помощь партии и правительства и лично товарища Сталина делу развития отечественной физиологии продолжалась с тех пор в степени, все время возрастающей. Наряду с указанными институтами были организованы физиологические институты в Москве, Ленинграде и других городах, возникла Академия медицинских наук, в своей теоретической части опирающаяся прежде всего на физиологические исследования. Советская физиология в наше время приобрела огромный размах.

    Можем ли мы, однако, сказать, что развитие советской физиологии в годы без Павлова шло в полном соответствии с первостепенным значением полученного наследства? Научная продукция советских физиологов за эти годы была, без всякого сомнения, очень большой. Об этом с полной очевидностью, прежде всего, свидетельствует обширная советская книжная и журнальная литература в области физиологии, изданная за последние 14 лет. Не приходится сомневаться также, что среди этих работ было немало очень важных и значительных. Но пошли ли ученики Павлова по дороге, им проложенной, по дороге, как уже говорилось, исключительно продуктивной и плодотворной? Насколько можно судить не- физиологу, центр работы советских физиологов, сосредоточившихся в наиболее крупных научных учреждениях, значительно переместился в сторону от павловского учения. Были также случаи, к счастью, не слишком частые, попыток неправильной и необоснованной ревизии взглядов Павлова. Чаще же всего исследовательская мысль и работа шли не по магистрали, а в сторону, по объездам и проселкам. Как это ни удивительно, как это ни странно, широкая павловская дорога у нас обнажилась, по ней последовательно и систематически двигались сравнительно немногие. Павловская материалистическая прямолинейность оказалась фактически не всегда и не всем по силам. Иногда предпочитали свои собственные окольные, но более примиренческие пути.