Натиск на Закат - [92]

Махнул рукой он в досаде: мол, не обращай внимания, и доверительно поведал: «Нет никого кроме тебя, Катеринушка! Нет боле лутчаго на свете друга! Унизили здесь меня, причислив к сонму неженатых и черноголовому Братству. Отсель помчимся ко брегам Невы, там венчаться будем». Екатерина припала к груди Петра, а царь, обернувшись к Зотову, с хрипотцой в голосе повелел: «Накажи сани подавать. От советника поеду в Питербурх».

За царём на почтительном расстоянии следовала свита и зеваки. Среди них заметно выделялся англичанин. На свадьбу его не пригласили, но он шествовал в толпе из вполне понятного любопытства. Ещё до приезда Петра он услышал разговор между комендантом города и бароном фон Толль, родственником баронессы фон Крузенштьерн. Барон, носивший алонжевый парик, вопрошал: «Ходят шлюхи, хер Комендант о подмене кайзера Питера. Ви сказать правду.» — «Это ж изменное дело! Укажи, барон, кто сей слух сказывал. Арестую изменщика и посажу под караул!» — «Не знать имя. То сказать один из ваших купец. Приезжать летом.» Вспомнив забавный диалог, Чарльз усмехнулся. Он уже составил определённое мнение об этих слухах, а услышав сердечное слово царя к жене, подумал, что вряд ли нерусский человек мог применять в речи такое ласкательное обращение как «Катеринушка».

А теперь за миг до смерти Пётр только и успел, что прохрипеть: «На крыльцо…» Его сознание померкло, а обмякшее тело рухнуло бы со стула на пол, но падение не состоялось из-за свадебной тесноты. Он всего лишь навалился тяжестью поникшей головы на статное плечо невенчанной супруги. Встревоженная Екатерина всхлипнула и позвала людей: «Питер!.. Боже ж мой, Питер! Да помогите же!»

Зотов с компанией офицеров осторожно вынесли Петра на воздух; кто-то из них вытащил шубы из царского возка — и Петра уложили на подстеленные меха. Бежать за врачом не было нужды: молодой Бурхардт, аптекарь и доктор, протиснулся к выходу, расталкивая прочих знатных ратманов, приглашённых на свадьбу, и, объяснив Екатерине свой статус, прощупал пульс царя, а затем приник к его груди. «Кайзер умер» — эту страшную весть доктор объявил по-немецки и вполголоса; в его взгляде Екатерина верно угадала не только сожаление, но и сочувствие. Её вдруг охватило оцепенение, а душу заполнило невыразимое чувство утраты. Отсветы от факелов, с которыми выбежали слуги господина Хука, подчеркнули скорбные складки и морщинки её личика.

Кто-то — на подступе к крыльцу со стороны улицы — распихивал зевак и офицеров, ругаясь по-английски. Пробившись к телу почившего Государя, молодой англичанин отпихнул аптекаря, возложил руки на грудь царя. Екатерина узрела, как неожиданно для неё Петр содрогнулся — раз, другой, третий. Англичанин легонько похлестал царя по щекам. Бурхардт осоловело лицезрел невиданное им прежде чудо: воскрешение покойника. Умерший вдруг открыл глаза, и аптекарь с очевидностью констатировал для себя: царь дышит, царь видит, царь жив! «Всего лишь обморок!» — воскликнул англичанин. — «Ваше Величество, рекомендую вам пребывание на свежем воздухе и воздержание от горячительных напитков». Зотов, репетируя услышанные слова, громогласно объявил на всю Широкую улицу: «У Его Величества всего лишь обморок!» После нежданной клинической смерти (о коей догадался лишь аптекарь, весьма циничный молодой человек, полагавший весь мир как клинику, всегда и в любых обстоятельствах готовый отправить пациентов в лучший мир за доброе вознаграждение), будучи не в силах что-либо ответить, Пётр кивнул головой, показывая, что признал англичанина и согласен с советом бывалого человека. Царь в самом деле ожил — и выражение на его лице мгновенно переменилось: он прищурил глаза и с подозрением вглядывался в спасителя. Чарльз говорил по-русски! Утром они общались, вплетая английские, немецкие и русские слова в свои речи в ходе весьма сердечного диалога. Но только что сей странный англичанин выдал себя! «Точно, Питер, точно: подослан сей Чарльз! Ишь, придумал ширму — дома призрения!» — подумал царь.

Мгновение спустя, приняв решение, Пётр чертыхнулся вслух по-английски: «Dammit!» Чёрной змейкой в его голове мелькнуло: «Чёрт побери! Не первый! Не знает, во что влез. Ладно, пусть приедет в Питербурх! Там утопим его. Иль, может быть, Ромодановскому отдам. Для полного дознания». С ухмылкой царь Пётр тихо повторил приглашение посетить новый град на брегах Невы. Уста царя стали вдруг непослушными, но, несмотря на это, его речь прозвучала вполне внятно.

— Непременно, Ваше Величество! — ответил англичанин. — С вашего позволения, разрешите откланяться. Дела ждут.

Отмашка Петра могла, конечно, означать согласие, но Чарльз, увидев полнейшее равнодушие в царском взгляде, верно понял тот жест: Пётр уже выписал английского купца из мира приближённых к своей венценосной особе. Подобно царю, Чарльз чертыхнулся: не следовало выдавать себя раньше времени! С какой стати он заговорил по-русски?!

Соблюдая политес, англичанин поклонился, попятился и выскользнул из толпы, обступавшей Государя Российской державы.

Слабый свет, что струился из узких окон, был явно недостаточен для того, чтобы рассмотреть лица прохожих. Впрочем, местные зеваки, спешащие к дому советника Хука, вряд ли обратили внимание на расстроенное лицо купца-иноземца.