Наступление Тьмы - [12]

– Но Кавелин нуждается в вас, – вмешался Гжердрам.

Обращение к патриотическим чувствам? Трудно было вообразить промах сильнее этого.

Толстяк расхохотался в лицо Гжердрама:

– Что для меня Кавелин? Глупец. Взгляни сам. Разве лично я – благородный голубоглазый нордмен? Вессон? – Он посмотрел в сторону Браги и, покачав головой, ткнул большим пальцем в направлении Инредсона.

Браги хорошо знал Насмешника. Насмешник ужасно расстраивался, когда ему приходилось выступать так ясно, без обычного шутовства. Рагнарсону был также известен способ развеселить толстяка.

Он достал из кармана большую золотую монету и притворился, будто изучает её в потоке света, льющегося из узкого окна-бойницы.

– Как поживает Этриан? – спросил он. – Как там мой крестник?

Бросив монету на стол неподалеку от Насмешника, он достал вторую и стал её внимательно рассматривать.

Толстяк начал потеть. Он смотрел на деньги так, как смотрит на выпивку алкоголик после длительного периода вынужденного воздержания. Это были двойные кавелинские нобли, специально отчеканенные для восточной торговли. Превосходные золотые монеты с рельефным двуглавым орлом с одной стороны и профилем Фианы – с другой. Они предназначались не для обычных платежей, а для оплаты крупных сделок в торговых банках Форгреберга. Золота в одной монете было больше, чем обычный ремесленник мог заработать за год.

Насмешник знавал тяжелые времена. Он произвел в уме подсчеты, переведя золото в более привычное серебро. На эти деньги он сможет много сделать для Непанты и Этриана, если…

Рагнарсон положил одну монету на другую, тщательно выровняв их края, и достал третью.

Насмешник немного смягчился, и Рагнарсон это сразу заметил. Он положил третью монету на первые две и скрестил руки на груди.

– Горе мне, о горе! – вдруг вскричал Насмешник, заставив всех вздрогнуть. – Лично я, нищий, старый толстый кретин, славящийся по всему миру своим малодушием и трусостью, ничего для себя не алчу. Только одного алчу я – чтобы оставили меня в покое и дали провести немногие оставшиеся мне годы с преданной супругой, воспитывая в мире сына!

– Я видел, в какой дыре ты держишь мою сестру, – бросил Турран, пожалуй, несколько резче, чем рассчитывал.

Браги предостерегающе поднял руку,

– Эй! Лично я никому не…

– Это просто шутка, – сказал Браги. – Мы все тебя хорошо знаем, И сейчас просто говорим о цене.

Насмешник посмотрел на три золотые монеты, затем обвел взглядом комнату. Головы присутствующих были повернуты в его сторону, как у собак, готовых сорваться с цепи.

Ему все это крайне не нравилось. Ну ни капли. Но золото! Так много золота! Сколько можно будет сделать для жены и сына.

Он постарел, размяк, его стало беспокоить благосостояние близких. Вот как может изуродовать мужчину забота о семье!

Резко вздернув левую руку, толстяк приготовился говорить, предварительно еще раз оглядевшись по сторонам. Как много прищуренных глаз. Некоторых из собравшихся здесь он не знал. Ему было что сказать Браги, но только не здесь, не сейчас и не в присутствии такого количества слушателей.

– Определите задачу, – приказал он, – Но не потому, что лично я несчастный, старый и толстый бедняк, пребывающий на грани старости, и почти калека, соглашаюсь на это предприятие. Причина, по которой указанное несчастное существо (лично я, значит) согласно выслушать упомянутое предложение, заключается в любви к справедливости. Пусть будут высказаны задачи, перед тем как наисемейнейший из семьянинов пошлет всех вас в места, где никогда не сияет луна.

– Все очень просто. Навести Гаруна. Узнай его планы и донеси их до меня.

Насмешник разразился саркастическим смехом.

– Лично я признаю, что перед вами самый знаменитый тупица. По сравнению с его разумом тусклая свеча то же самое, что солнце рядом с луной. Он иногда забывает вернуться домой, когда льет дождь. Но он пока жив. Видите? Рана здесь, рана там, раны повсюду, и то только потому, что слушал друзей в прошлые времена. Но я – любимец Богов. Рожден под счастливой звездой. Пока не отошел в мир иной. И еще я понимаю, что люди говорят. «Все очень просто», говорит старинный друг. Но на самом деле задача грозит кровавой погибелью…

– Вовсе нет! – запротестовал Рагнарсон. – Если бы я знал, где Гарун, я сам бы к нему отправился. Но ты его знаешь. Сегодня он здесь, завтра где-то еще, а в итоге все слухи оказываются ложными. На самом деле он может оказаться в другом конце мира. Я не могу позволить себе тратить столько времени.

– Мой старый друг – бедный калека с артритом как у шестидесятилетнего. – По правде говоря, Насмешник знал, что Браги говорил сущую правду. Тем не менее он поднялся на ноги и продолжил: – Лично я получил удовольствие от схватки умов со старым полоумным другом. Лично мой давно отошедший в иной мир папенька любил говаривать: «Никогда не нападай на того, кто безоружен». Должен идти. Мир вам. – И он с замечательным мастерством изобразил священника, благословляющего свою паству.

Часовой с внутренней стороны дверей казался слепым и глухим. Он монументом высился на пути Насмешника.

– О горе мне, о горе! И вот я уже узник. Горе. Дурнейший из дураков – лично я, значит, – твердил себе оставаться подальше от дворцов – этих прибежищ чудовищного…