Настоящик - [42]

Так, стоп. Впереди что-то есть. ГЛОНАСС показывает 71°4′15″N, 155°54′50″E. На карте чисто. Беру бинокль. Так и есть – стойбище. Небольшое, всего пара – тройка чумов. Людей, собак не видно, дыма над макодаси – тоже. А главное, нигде в пределах обзора нет оленей. Странно. В это время года они обычно пасутся на взморье, по южным уклонам, где раньше тает тундра. Стада медленно бредут вдоль берега, а люди кочуют за ними. Если только...

Снимаю с плеча свой старенький СКС. Не Бог весть какая убойная сила, но надежен и пристрелен – в случае чего и медведя остановит. Только вот из-за медведя стойбище не бросают.

Однако не будем торопиться с выводами. Если здесь побывал яоман, что-нибудь я найду.

Первый же чум, слегка покосившийся, заставил насторожиться. Полог, закрывающий вход, располосован сверху до низу, сломана пара жердей, ветер хлопает оторванной шкурой. Все ясно. Воришка людей не застал, влез через дверь, похозяйничал в чуме, а вышел прямо сквозь стену – слишком был здоров, не повернуться.

Я скинул голицы, приблизился к чуму, слушая ветер. Стволом карабина отогнул край задубевшей шкуры, включил фонарик, посветил внутрь. Так и есть. Все перевернуто, продуктовый ящик раздавлен, как яйцо. Типичный полярный грабеж. И нисколько не похоже на повадку яомана. Хотя, что мы знаем о его повадках?

Остальные два чума оказались нетронутыми. Видимо, вора спугнули. Пришли люди и погнали зверя в тундру. Все просто.

Я обошел стойбище по кругу и действительно набрел на еле заметную цепочку лужиц. Вода проступила там, где ягельник был примят тяжелыми толстыми лапами. Но след уходил не в тундру, а за покатый вал, отделявший ее от моря. И зверь вовсе не бежал скачками в испуге, а спокойно шел по прямой, будто его не гнали, а наоборот, приманивали.

Приманивали со стороны моря. Кто это мог быть? Медведица? Так, вроде, не сезон. Подозрительно, однако! – сказал бы охотник Боггодо. Эх, вот кого мне сейчас не хватает! Уж он-то живо разобрался бы.

Шлепая по сочащемуся, как мочалка, ягельнику, я двинулся к берегу, поднялся на продолговатый холм, закрывавший от меня полосу прибоя, и оказался у края широкой наледи. Брызги волн, застывая, обычно покрывают покатые участки берега скользкой белой коркой. Но в этот раз наледь оказалась красной. Кровавый цвет был таким густым, что я не сразу заметил тушу. Впрочем, от туши там мало что осталось – насквозь пропитанная кровью шкура и отдельно – круглая носатая голова здоровенного полярного медведя, расколотая по темени, как спелый арбуз.

А вот это уже точно – работа яомана.

71°3′12″N, 156°02′03″E. Устал. Надо было передохнуть в стойбище, поесть горячего. Вряд ли яоман вернется на старое место охоты, до сих пор за ним такого не замечалось. Но что мы знаем о повадках яомана?

Он умеет приманить добычу. Прожорливый мишка, забравшийся в чум, бросил недоеденные продукты и пошел на зов, чтобы превратиться в кровавые ошметки и лишиться головного мозга. Яоман любит лакомиться мозгом.

Может быть, до медведя той же дорогой прошли и люди. Но где останки? Ни песцы, ни ласки к трупам не подойдут, если это добыча яомана.

Однако, не слишком ли далеко я ушел от берега? Сам не заметил, как стал забирать к югу. От страха, что ли? От навязчивого чувства, что кто-то смотрит в спину? Не знаю, в чем тут дело, могу сказать только, что по мере удаления от берега, это впечатление не уменьшалось, а росло.

Росло с каждым шагом, с каждым всплеском талой воды в лужах, из которых пристально глядело на меня низкое красноватое солнце. Казалось, там, под землей, за мной следует одноглазое существо, с любопытством и умыслом выглядывающее из многочисленных окон.

Я встряхнулся. Неважно, далеко от меня яоман или рядом. Встретить его можно где угодно, он сам выбирает место. Ни предотвратить, ни ускорить встречу невозможно, потому что невозможно понять логику этого существа. Она вырабатывалась еще до Ледникового периода. Спасибо глобальному потеплению – короткий послеобеденный сон яомана кончился, и он проснулся с волчьим аппетитом.

Но ведь и охотников на яомана никогда раньше не было. Боггодо первый. Я второй. Правда, теперь – единственный...

71°2′16″N, 156°15′40″E Озеро Обрывистое. Слава Богу! Наконец-то люди. Из трубы жилой избушки метеостанции валил приветливый, какой-то даже издали аппетитный дымок. Кашу, небось, варят. Значит, пожируем.

Что хорошо у нас на северах? Совершенно неважно, знают тебя те, к кому ты пришел, или видят в первый раз. Встретят, как родного, накормят и выпить поднесут, если осталось. Чужие здесь не ходят. Все знакомы друг с другом, максимум, через одно рукопожатие, ходили одними маршрутами, жили, хоть и в разное время, в одном поселке, в том же щитовом домике, кормили гнус в соседних экспедициях.

Под заливистый собачий лай я толкнул утепленную войлоком дверь и сразу понял, что не ошибся. Меня и спрашивать не стали, откуда да зачем. Торбаса, кухлянку – в сушилку, самого – за стол. Бородатый Вадик, начальник станции, плеснул протирочного, симпатичная Марина-гидролог принесла сковородку с салом – я чуть слюной не подавился, пока вареную картошечку шкварками поливал. Юра, практикант, совсем мальчишка, слазил в погреб за бочковыми груздями. И только когда разлилось тепло по телу и в ноги ударило, когда поутих первый жадный хруст за ушами, тогда и разговор завязался сам собой.