Настоящее сокровище - [12]

— А еще я играл в футбол.

— В Америке футбол называют соккером, — поправила она.

— Я четыре года играл защитником в команде Техасского университета, — небрежно проронил он и, сделав удачный маневр, проскользнул между двумя близко танцующими парами, не задев их.

Тори поняла, что ее деликатно поставили на место. Если этот человек говорил «футбол», то ничто уже не могло заставить его говорить иначе.

Она сосредоточила внимание на его губах.

— Так вот откуда у вас этот акцент. Он удивленно изогнул брови:

— Большинство американцев находят, что у меня нет никакого акцента.

Вот это и было самым удивительным. У него действительно не было акцента. Ни техасского растягивания, ни характерного шотландского «р», ни манерности английской верхушки. Никакого.

— Да, это правда, — признала она. Но почему?

Словно услышав ее невысказанный вопрос, он объяснил:

— Пока я рос, мои родители все время переезжали с места на место.

— То есть вы не жили в Шотландии?

— Мой отец считал Шотландию и тем более остров Сторм чуть ли не тюрьмой. В возрасте двадцати пяти лет он покинул Шотландию вместе с моей матерью, и больше они туда уже никогда не возвращались.

— До сегодняшнего дня?

Что-то изменилось в глазах Митчелла и в том, как он ее обнимал. Это была едва заметная перемена, но Тори мгновенно почувствовала ее.

— Мои родители погибли в авиационной катастрофе, возвращаясь в Гонконг. Я тогда еще учился в колледже.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже было жаль. — На секунду он выпустил ее талию. — Насколько я понимаю, вы тоже потеряли родителей.

— Да, уже давно.

— Таким образом, вы — единственная представительница Стормов в Америке.

— Да, так уж вышло.

— А я — последний в шотландской ветви, — сказал он.

С минуту или две они молчали. Песня из мюзикла Роджерса и Хаммерстайна закончилась, но оркестр сразу же заиграл другой классический мотив. Не говоря ни слова, они продолжали танцевать.

— И что вы тогда стали делать?

— Когда? — Митчелл посмотрел ей в глаза.

— После смерти ваших родителей, — тихо сказала она.

— Окончил колледж.

Митчелл Сторм упорно не желал рассказывать о своей жизни. Но Тори справедливо полагала, что имеет право задавать вопросы, коль скоро он сам решил познакомиться с ней.

— А после колледжа?

— Да так, куролесил, — неохотно проговорил Митчелл.

— Куролесили? — Она не была уверена, что поняла его.

— Путешествовал.

Ах вот оно что! Видя, что более пространного ответа от него не дождаться, Тори опять заговорила первой:

— И где вы побывали?

Он назвал несколько экзотических мест:

— Марракеш, Тимбукту, Табора, Комодо.

Тори тоже изрядно поездила по свету. Она видела Англию, Францию, полюбила Ривьеру, Монако, Италию, Испанию. Мавритания разбудила ее воображение. Потом были Греция, Нидерланды, Швейцария. В швейцарских Альпах Виктория приобрела собственный коттедж. Приезжая в Париж, она останавливалась в квартире подруги Джейн Беннет Холлистер.

Но сейчас девушка вдруг поняла, что везде, где она побывала, ее встречали чистота, порядок и цивилизация. Ей так и не удалось припомнить ни одного дикого места.

— А куда вы отправились после того, как вам надоело путешествовать?

— В Лондон. Там я продолжил свою учебу, а примерно через год вернулся в Гонконг и вступил во владение долей отца в экспортно-импортном бизнесе.

— И до каких пор вы там жили?

— Мне пришлось уехать оттуда в прошлом году, когда заболел мой дед.

Частички мозаики наконец начали складываться в цельную картину. Возможно, даже не частички, а очень крупные фрагменты.

— И тогда вы вернулись на родину, в Шотландию, — сделала она вывод.

— И тогда я вернулся на родину, в Шотландию, — ответил Митчелл.

«Ты слишком много болтаешь, — с раздражением подумал он. — Ты же практически вывернулся наизнанку перед этой женщиной».

Митчелл признался себе, что Виктория Сторм красива. И к тому же достаточно умна и сообразительна. Она проявила себя опытным дипломатом и замечательной собеседницей. Он с удовольствием слушал ее мелодичный голос.

Однако все это нисколько не оправдывало его поведения.

Девушка по-прежнему была препятствием на пути к достижению его главной цели. Ему следовало видеть в ней врага, во всяком случае, какое-то время. Он же поступил вопреки своему строгому принципу: не выдавать о себе никакой информации, за исключением тех случаев, когда это совершенно необходимо.

«Какой же я болван!»

Теперь его американская родственница знала о нем довольно много, а он не знал о ней ничего, кроме нескольких фактов, в основном экономического и статистического характера, которые мог раздобыть любой желающий, расспросив нужных людей и просмотрев старые газеты.

Митчелл ругал себя последними словами.

Неожиданность — вот в чем состояло главное его преимущество, а он упустил момент, позволив ей тем самым взять над ним верх.

Как только прозвучал последний такт песни, Митчелл быстро опустил руки, отступил на полшага от своей партнерши и торопливо проговорил:

— Боюсь, что отнял у вас слишком много времени, дорогая кузина. Вы не можете пренебрегать ради меня другими гостями.

— Разумеется, не могу, дорогой кузен, — пропела Виктория Сторм, сопровождая свои слова царственным кивком головы. Она грациозно подобрала юбки и собралась уходить. Но в самый последний момент обернулась и добавила: — Чуть позже будет фейерверк. Надеюсь, вы не пропустите это волнующее зрелище.