Настоящая любовь - [46]

Я улыбаюсь и протягиваю ему ладонь.

– Ты сам предложил мне сделку.

Взяв мою ладонь, Джесс не отпускает ее. От его ладони исходит тепло. Я вынуждена сдерживать себя, чтобы не коснуться его тела. А потом Джесс открывает рот и говорит:

– Что ж, начнем.

Когда вертолет упал, Джесс понял, что, кроме него, никто не выжил. Он уклонился от того, чтобы объяснить мне, как он это понял, он не желал говорить о катастрофе. Он сказал только, что на борту был надувной спасательный плот с неприкосновенным запасом на случай аварии, в том числе с питьевой водой и продуктами, что спасло ему жизнь и позволило продержаться несколько недель, пока он не доплыл до суши.

Суша, так он в целом описывает то, куда попал. Это было скальное образование посреди моря, в пятьсот шагов от одного края до другого. На самом деле, это был даже не островок, не говоря уже об острове, но с одной его стороны находился ступенчатый склон с узкой береговой полоской. Джесс знал, что его унесло далеко от Аляски, потому что вода была спокойной, а солнце палило безжалостно. Сначала он планировал оставаться там столько времени, сколько потребуется для того, чтобы отдохнуть, почувствовать твердую почву под ногами. Но вскоре понял, что плот прохудился, когда его прибило к скалам. Он почти полностью сдулся. Джесс был обречен.

У него почти закончилась вода и провизия была на исходе. С помощью старых бутылей от воды он собирал дождевую воду. Он обследовал скалы в поисках каких-либо признаков растений, но нашел только песок и камни. Затем он придумал, как ловить рыбу.

Несколько раз он ошибался. Он съел маленькую рыбку, от которой его вырвало. Он выпивал воду быстрее, чем наполнялись бутыли. Он также нашел устриц и мидий, которые водились на берегу, а во время одного нескончаемого ливня ему удалось набрать недельный запас воды, что позволило ему заранее подготовиться к любым неожиданностям. В полдень, когда палило солнце, он подвешивал сдувшийся плот между скал и спал в тени. Скоро он выработал довольно надежный распорядок дня.

Джесс ел сырую рыбу, ракушки и пищевые концентраты, пил дождевую воду и прятался от солнца. Он чувствовал себя уверенно. Ему казалось, что он сможет продержаться столько, сколько необходимо, пока мы не найдем его.

Но потом, спустя несколько недель, он понял, что мы никогда не отыщем его.

Джесс сказал, что у него был срыв, а потом, после срыва, на него снизошло прозрение.

Именно тогда Джесс начал тренироваться.

Он понимал, что не сможет провести остаток жизни в одиночестве на маленьком клочке скалистой породы в Тихом океане. Он знал, что единственный путь спасения для него – это то самое, чему его обучали с детства.

Он начал плавать на дальние дистанции.

Он считал свои гребки и с каждым днем плавал все дальше и дальше.

Сначала он плавал медленно, чувствовал слабость и уставал так, как никогда.

Но потом, через несколько месяцев, он смог заплывать далеко в океан. Он чувствовал себя уверенно и однажды окреп до такой степени, что поплыл в открытый океан и уплыл так далеко, как наметил себе.

Ему потребовалось два года для того, чтобы натренировать необходимую выносливость и набраться мужества. Случались мелкие неудачи (его обожгла медуза) и крупные (он увидел акулу, на протяжении нескольких недель кружившую вокруг скал). Но потом он наконец был готов отправиться в путь.

Он одолел океан, потому что знал, что умрет, если не поплывет.

Концентраты давно закончились, устрицы иссякли. Половина плота была оборвана и унесена ветром. Он испугался, что больше не сможет набраться сил, а, напротив, ослабнет.

Начался ливень, благодаря которому он собрал дневной запас воды. Джесс напился вволю и сумел привязать несколько бутылей к спине, используя обрывки плота.

А потом он вошел в воду.

Надеясь найти помощь или попытаться умереть.

Он точно не помнит, сколько времени провел в океане, и потерял счет своим гребкам. Джесс сказал, что уверен в том, что прошло менее двух дней, когда он увидел корабль.

– И вот тогда я понял, что все кончено, – говорит он. – Что со мной все будет в порядке. Что я возвращаюсь домой, к тебе.

Он так ни разу и не упомянул о своем мизинце. За весь свой рассказ, когда он говорил обо всем, он ни разу не упомянул о том, что лишился половины пальца. И я не знаю, что делать, потому что дала согласие больше не спрашивать его ни о чем. Я было открыла рот, чтобы сказать, что я знаю то, чего мне не следует знать, но он оборвал меня, и я усвоила урок. На этом разговор закончился.

– Я каждый день думал о тебе, – говорит он. – Я скучал по тебе все эти годы.

Я начинаю что-то говорить в ответ, а потом понимаю, что не уверена в том, что говорю правду. Я всегда думала о нем, до тех пор, пока однажды не поймала себя на мысли, что реже вспоминаю о нем. И после этого я стала вспоминать его чаще, но… это, на самом деле, не одно и то же.

– Ты всегда жил в моем сердце, – наконец говорю я, потому что знаю, что это правда. Абсолютная правда.

Не важно, сколько времени мы прожили вдвоем, Джесс и я, не важно, кажется ли нам, что мы понимаем друг друга, я не уверена, что смогу когда-нибудь понять ту боль, которую он испытывал, живя в одиночестве посреди океана. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь по-настоящему оценить отвагу, которая понадобилась ему для того, чтобы уплыть в открытый океан.