Настоящая любовь / Грязная морковь - [4]

You want to be a driver

But very often drink

You will to be a barfly

Because you cannot think.

И т. д. и т. п. в том же роде, иной раз с большими временными перерывами. Я постараюсь быть беспристрастным и бесприкрасным в сей монументальной реконструкции действительности. Вот, например:

(«Дневник»)

1

Летом я почти каждый день варил себе макароны-ракушки на ужин – их был целый мешок, многослойно-бумажный, 50-килограммовый; также присутствовал томатный соус в больших банках; резал в них ещё зелёный лук. Пригоняли коров (часов в 8—9), родители выходили, а я варил. Весь день (проснувшись часов в 11—12) я думал, что не пойду больше на т. н. улицу, но изготовляя макароны и видя сгущение сумерек – сам этот холодный, влажный дух ночи, не только воздух, но и темь, и тишину, и звуки, и какую-то особенную ночную атмосферу, — я уже рвался туда и всё готов был отдать. Мне представлялась Яночка, к ней-то конкретно я и бежал. Но, вообще-то, конкретного тут мало – она ж мной особо не интересовалась. Если уж брать конкретнее, то иногда отчётливее представлялась мне Лиля, сестра Зама Н-са, а именно её длинные (почему-то ей всегда скрываемые в одежде) ноги… и я их целовал и т. п. (Я это всё и осознавал как особенность пылкой юношеской психики, когда образ «невесты» идеализируется, а вся грязь смывается на других, менее достойных особ; но всё это мне даже как-то внутренне нравилось.)

Теперь на столе лежал репчатый лук, было тоже восемь, но уж темно полностью. Впав в какое-то возбуждение, я даже не смог доесть ракушки, тем более что они были какие-то слипшиеся, яростно начал чистить зубы и одновременно умудрялся снаряжаться.

Шапку я не взял, а зря – на улице было холодно и дул страшный ветер. Я посмотрел на окна терраски, где по вечерам, перед выходом, тусовался мой сосед Перекус, — обычно они горели и орала музыка.

(«Настоящая любовь»)

Отработав своё на дворе и по дому, наспех выполнив домашнее задание, уходил он в берёзовую рощу за косогором и подолгу бродил там. В природе всё было гармонично и естественно, и не боялся он услышать за спиной крик [крюк!], и ни одно дерево не ударило его своей веткой. Всегда он думал о ней: осенью ловил летевшие в лицо листья в форме сердца, зимой писал её имя на чистом снегу. Посреди белых ангелов-берёз возвышались два громадных чёрных вяза, посаженные так близко, что кроны их перекрывались. Одно дерево было пониже и потоньше, наклонилось и прильнуло ко второму, своему другу – для Слая они были влюблённой парой. Он и Яна. Всё лучшее и в то же время горькое в его жизни — это созерцание этих счастливых и мечты о счастье с ней.

Слай сделался замкнутым, раздражительным, рассеянным, учился хуже, в школе, на праздниках всегда был одинок, в клуб не ходил, на других девчонок смотрел как на безжизненные предметы, за что заполучил их нелюбовь. Замкнутый человек – нож в сердце замкнутому обществу.

(«Метеорит»)

Отрывок

– Время будет – на природе позанимаюсь, — говорил Дмитрий, запихивая в битком набитый рюкзак увесистый учебник английского языка.

– Всё тебе об учёбе думать. Отдохнуть не можешь пару дней, — возразил Владимир Гранитов, наводя о солдатский ремень нож, но глядя куда-то сквозь стену, будто в ней было окно.

– Тебе хорошо. Ты у нас от природы гений. Почти весь первый курс не открывал книжки.

– Почему это «почти»? Даже обидно.

– Потому. Как её увидел, так забыл, зачем сюда приехал. А она? Да как же ты мог из-за смазливости… Извини, Володь, не хотел… Так нельзя поступать, тебе не 12 лет, а 20, ты должен себя контролировать.

Гранитов убрал нож.

– Что-то Руслана нет. Опять небось кошка дорогу перебегла, обходить стал по мосту.

В дверь попытались позвонить, но звонок не работал.

– Заходи, – крикнул Владимир, — опаздываешь!

– Вовка, сел я в автобус…

– … и увидал чёрную кошку! – съязвил Дмитрий.

– Дело серьёзное. Наташка с этим рехнувшимся Черкесовым, с Пантерой, тоже в поход собрались! Я их засёк и на другой остановке сошёл. Они меня, думаю, не заметили.

– Какое роковое совпадение, – не унимался Дмитрий.

– Дед говорит, сейчас время самое неподходящее для походов в лес. Такое бывает раз в триста лет, навье время, — сказав это, Руслан сделал непонятный знак руками. – Ты, Володь, хотел отдохнуть, забыться, а она – рядом.

– Ничего. Мы не в эти ёлки-палки, а в настоящий лес забредём. Подальше. В самую чащу.

– Да, можно и чуть подальше, — согласился Дмитрий, — а твой дед – оккультист, маг-чародей, потребитель и проводник всей дребедени, которая популярна сейчас и которая основывается на «антинаучных началах».

– Хватит спорить. Присядем на дорожку.

(«Дневник»)

Теперь музыки нет. Вышла бабка и сказала, что давно нету, с вечеру ещё. К колонке (она прямо около дома) подошёл длинный Суслик.

Подставив под тяжёлую струю свой рот «с железной губой», он заглотил литрушечку-полторы ледяной воды.

– Не видал Перекуса или там Гонилого какого-нибудь?

Я аж еле сглотнул: вот лужёная-то глотка!.. и зубы!

– Кай где-то тут жужжал, но замытился2 вроде, потаясь от Янки.

Я пошёл к дому Я. (обычно наша компашка там и тусовалась), а это почти километр, через мост с грязью и лужами, которые в ботинках трудно обойти. Заявившись туда, я не обнаружил никого, дома свет был погашен, только работал телевизор, в бане и посадках тоже никого.