Настоящая фантастика – 2010 - [20]

К воротам, сигналя, подъехал «Луч».

— Извините, тороплюсь, — соврал ван Фрассен. — В другой раз…

Забираясь в кабину, он спиной чувствовал осуждающий взгляд охранника. Казалось, не кто иной, как корвет-капитан Теодор ван Фрассен, лично виноват в том, что расы энергетов далеко обошли техноложцев — даже таких просвещенных, как ларгитассцы, — во всем, что касалось производства энергии. Это он, корвет-капитан, в далеком прошлом дал брамайнам и вехденам, вудунам и гематрам совет отказаться от возможностей науки, презреть мощь человеческого разума — и двинуться животным путем эволюции, выращивая способность организма к энергетизации, как звери холодных климатических зон отращивают длинную шерсть и мощный слой подкожного жира. Это он, виновник всего на свете, включая дрейф галактик, большинством голосов постановил на Совете Галактической Лиги считать всех обитателей Ойкумены равными в правах, независимо от гражданства, происхождения и взглядов на прогресс человечества.

Ну и ладно, подумал капитан. Буду виноватым.

Он велел машине закрыть дверь и погрузил руки в рабочую сферу управления, собираясь немедленно взлететь. Зеленый огонек вызова, вспыхнув на блоке коммуникатора, помешал взлету. Кто ищет разговора? Анна-Мария? Ван Фрассен договаривался с женой забрать ее от университета сразу после заседания кафедры, чтобы вдвоем отправиться в «Лебедь». Заседание еще не закончилось. Кто-то из интерната? Проблемы с дочерью?

Я становлюсь невротиком, обругал себя капитан.

— Кто? — спросил он, не спеша принять вызов.

— Вице-адмирал Рейнеке, — приятным голосом ответила информателла. — Дядя вашей жены. Соединить?

Прошлой зимой, в день, когда капитан-лейтенант ван Фрассен стал корвет-капитаном, Рейнеке Кровопийцу тоже повысили в звании, сменив адмиральскую приставку «контр» на «вице». Буквально через месяц новоиспеченный вице-адмирал сдал командование 3-й Локанской эскадрой преемнику — и отбыл на Ларгитас в качестве заместителя начальника академии Генерального штаба.

Эскадра приняла уход Рейнеке с облегчением. Что вдвойне удивительно, сам вице-адмирал был доволен.

С возрастом он стал сентиментален, насколько сантименты вообще могут быть свойственны «военной косточке», отягченной скверным характером. Закоренелый холостяк, не имея детей, всю любовь, таившуюся в мохнатом сердце Кровопийцы, Фридрих Рейнеке отдал Анне-Марии, своей племяннице, а позже — маленькой Регине.

Отблеск этих чувств падал и на капитана ван Фрассена. Честно говоря, капитан не знал: радоваться ему или опасаться? Это блестит краешек солнца на закате — или зарево пожаров на горизонте?

Он тронул сенсор приема.

— Здравия желаю, господин вице-адмирал!

— Без чинов, мой мальчик, — зарокотал в кабине могучий бас адмирала. — Попросту, по-семейному. Я уже в курсе всего, что случилось с нашей дочерью…

Нашей, отметил ван Фрассен. Нашей, значит, дочерью.

— И вот что я тебе скажу. — В адмиральском басе прозвенела сталь.

2

Сегодня их учили такому, такому! Регина чуть не прыгала от нетерпения. Когда же приедут мама с папой?! Она должна им рассказать! Сегодня их учили ПИСАТЬ ОТ РУКИ! Это как читать, только наоборот. Нет, не задом наперед, а… Ну, когда читаешь, слова из голокнижки забираются к тебе в голову и начинают там жить. А когда пишешь — ты сама эти слова делаешь!

Регина и не знала, что так можно.

Она привыкла, что слова надо говорить. Уником или интакт-центр их записывает, а потом можно хоть слушать, хоть читать буквами. Можно еще отправить кому-нибудь. А мама умеет диктовать молча. Даже губами не шевелит. У нее эти… голосительные связки работают. Уником их чувствует и все записывает, как если б мама вслух говорила. Регина, когда вырастет, тоже так научится. Это все взрослые умеют.

Но писать от руки — совсем другое дело!

Учитель Альбрехт походил на летний одуванчик: сам тоненький, как стебелек, а голова большая, круглая и в белом пуху. Это потому что он совсем старенький. Линда сказала, ему сто четырнадцать лет! На стене в классе висел экран. Не голография, а настоящий, как в древности. Большущий — на всю стену! Только экран ничего не показывал. Учитель Альбрехт вытащил из кармана пиджака блестящую палочку, из нее выскочил зеленый лучик, и этим лучиком учитель быстро-быстро вывел на экране:

«Сегодня мы будем учиться писать».

Буквы были непривычные, не такие, как в книжках. Но Регина все равно прочитала. И другие «лебедята» тоже.

— Как вы это сделали, учитель? — пискнул маленький Карл.

— Я это написал. Смотрите, показываю медленно.

И он стал аккуратно выводить на экране лучиком букву за буквой. Теперь получалось почти как в книжке. А потом из парт выехали блокноты — плоские экранчики. Вроде того, что на стене, только маленькие. Учитель раздал световые карандаши и рассказал, как правильно писать буквы и складывать их в слова.

— Буквы вы знаете и читать умеете. Так что все просто. Надо по буковке скопировать слова к себе в блокнот. Скоро вы научитесь писать сами, что захотите, а пока перепишите то, что видите на доске.

Регина сразу поняла: это как рисовать! Только рисовать надо не картинки, а буквы. Поначалу у нее ничего не получалось. Буквы выходили похожими на каракатиц из «Терракотовой бездны». Регина чуть не расплакалась. Но быстро вспомнила, что обещала учиться лучше всех, — и очень-очень рассердилась. На себя, неумеху. «Инити-финити-крамс!» — прошептала она и снова взялась за карандаш. Волшебные слова помогли, хотя и не сразу. К концу урока Регина написала в блокноте все, что было на экране, который учитель Альбрехт почему-то называл «доской».