Настоялась ночь на звездах - [4]

Шрифт
Интервал

Кружева из паутины собирают утром росы.
Кисти спелые рябины, как костров нежарких россыпь…
Лужи чёрными глазами в небо пялятся бесстыдно.
Листья кружатся цветные, – листопад – конца не видно.
Ветер тёплый, но не летний, в парке бродит, озоруя.
Ель навстречу тянет ветви – ожидает поцелуя.
Осень – светлая девчушка, где-то рядом, где-то близко…
Но пока над городищем лучи солнца – обелиском!

«Листья падают, листья падают…»

Листья падают, листья падают, —
Осень топчется во дворе.
Загребаю я в дом лопатою
Это «золото», одурев.
Навалило добра немерено, —
Только осень не дура, нет!
В чём подвох тут? Она, проверено,
Хохотала, смотря мне вслед.
И таджик вот, малой – из дворников,
Помогает мне «просто так»:
Носит «золото» в дом со столиков…
Хоть бы спрятал, дурак, пятак!?
Листья падают, листья падают, —
Осень топчется во дворе.
Богатею я – это радует…
Но не «лох» ли я здесь, в игре?

«Рассопливилась вновь, разревелась…»

Рассопливилась вновь, разревелась
Пьяной бабою осень в тиши.
Горе выплакать ей захотелось —
Благо нет никого, ни души.
Плачет осень навзрыд третьи сутки, —
Дождь струится по грязным щекам.
Гром, как крик, иногда – в промежутках,
Как молитва, несётся к богам.
Просит осень у неба немного:
Чтобы ветер-злодей не срывал
Сарафан, что достался от Бога…
Не насиловал чтобы… не лгал.
Ветер – хитрый: в любви признаётся —
Обесчестить при том норовит.
Сарафанчик вот-вот уж порвётся…
Только небо не слышит – молчит!

«А я жду снега… Надоела…»

А я жду снега… Надоела
мне эта серость, эти тучи,
холодный ветер, дождь колючий
и беспричинная тоска…
когда стучит, стучит в висках,
когда готов я волком выть…
нет, не могу так больше жить, —
хочу я снега, снега нет!
А за окном плюётся дождь…
Машины гвозди ищут в лужах,
и грязь, и сырость… этот ужас
уже который день подряд…
Мне грустно, грустно, говорят,
я сам творец своей судьбы,
и я молюсь… моей мольбы
Господь не слышит, снега нет!

«Красная ягода, горькая…»

Красная ягода, горькая,
морозцем ещё не примятая,
на ощупь нежнейшая, скользкая
от частых дождей, непочатая
скворцами и прочими птицами,
под жёлтыми листьями яркими,
рябина с глазами – зарницами
пылает кострищами жаркими…
Осеннее солнце хмурится, —
соперница дюже дерзкая!
Скрывается в тучах, дуется, —
погода стоит… мерзкая!!!

«Рыжая осень…»

Рыжая осень,
серая грусть,
полосы сосен,
светлая Русь,
чёрные тени,
зелень травы,
дедушка Ленин,
даль синевы,
сёстры и братья,
Родина-мать,
старое платье…
Мне уезжать…

«Ветер листья сметает в аллеях…»

Ветер листья сметает в аллеях,
Ворошит, как граблями, траву.
Ёлки в длинных, зелёных шинелях
Подпирают собой синеву.
Осень ранняя девой-молодкой,
Улыбаясь, по парку кружит —
Полирует ограду бархоткой,
Ей сплетённой: с колосьями ржи.
Клён на цыпочках тянется к свету,
Перекрасившись в жёлтый (под луч),
Куст рябины цветёт красным цветом,
Воздух чист и немного тягуч…
Светлый день мой из «бабьего лета»,
Навсегда ты войдёшь в мою жизнь:
Сохранит тебя память поэта. —
Я прошу: «Ты на час задержись!»

«Кружился ветер во дворе…»

Кружился ветер во дворе,
С сухими листьями играя,
Как кошка с мышкой… в конуре
Собака выла, не смолкая.
Метлою тыкал по углам
Таджик[3] в оранжевом прикиде,
Сметая в кучи прочий хлам,
Как танцевал: «Смотри, мол, лидер!»
Кривлялись клоуном дома,
В игре участье принимая,
Смеялись весело: «Зима,
Куда ты смотришь, дорогая?
Проснись, красавица, проснись!
Пора кружиться в вальсе снегу, —
Декабрь месяц… проявись,
Подобно первому побегу.
Земля тебя уж заждалась —
Невеста шлёт тебе проклятья,
Ведь к ней посватался Марс-князь,
А снега нет, чтоб сшить ей платье».

«Лист, вверх подброшенной монеткой…»

Лист, вверх подброшенной монеткой,
Летел по ветру, кувыркаясь, —
Берёза, девой малолеткой,
За ним следила, не стесняясь
Того, что попросту гадала
Она под зиму на судьбу
И, прямо скажем, ожидала,
Что слышит Бог её мольбу…
Но лист летел… орёл – орешка,
Не падал даже на ребро,
Не помогла берёзе слежка:
Его несло, несло, несло…

«Двоится мир, мешая осень с летом…»

Двоится мир, мешая осень с летом:
Одна вдовою плачет у креста,
Другое, переполненное светом,
Целует неожиданно в уста.
Одна морозит так, что зябнут тени,
Другое, одаряя мир теплом,
Сажает день, лаская, на колени,
Всех возвращая в детство, в отчий дом.
Идя спиной вперёд, как ограждает
Нас лето от печали и тоски,
А осень… та дождями дожимает…
И вяжет нам из листьев всем носки.
Двоится мир…

«Душа расползается, словно бумага…»

Душа расползается, словно бумага,
От этих дождей… этих нудных дождей.
Повсюду она – эта сырость и влага:
До самых печёнок… до самых костей.
В окно упирается, тычется серость.
Как много её… ох, как много её.
И холодно там, не погода, а – мерзость:
Почти, вторсырьё… ну, почти, вторсырьё.
И что она льёт эти слёзы – артистка?
Ну, осень и осень… видали таких.
Как будто на пляже разделась – нудистка,
А я не жених… далеко не жених.
Расклеился я… словно мыльная пена,
Плыву по теченью: несёт и несёт.
Меня чтоб завлечь, эта осень-сирена
Пусть песни поёт, а не слёзы здесь льёт.

«Закину удочку с крыльца…»

Закину удочку с крыльца
Во двор, где листья нерестятся,
Друг с другом трутся и кружатся
В волшебном танце без конца.
Ах, осень-осень… лепота!
Какое время для рыбалки:
Грачи червей копают… галки
Их мне приносят, – красота!

Еще от автора Николай Михайлович Тарасов
И вновь о женщине пою

Книга, которую Вы держите в руках, больше, чем сборник избранных стихов автора Она есть часть его души, его отношения к женщине, природе, городу, в котором он проживает. Автор книги – немолодой, многоопытный, немало повидавший в своей жизни человек – Николай Тарасов, обнажает перед читателем самое сокровенное, что люди обычно не выставляют напоказ – отношения между мужчиной и женщиной.Автор не считает себя поэтом-профессионалом, не претендует на бесспорность своих суждений о любви, описаний состояния матери природы.


Примите женщину как есть

  Очередной сборник стихов поэта Николая Тарасова вновь наполнен стихами, посвящёнными Её Величеству – Женщине, Матери-Природе, отношениям между людьми, отношениям их к самим себе и к окружающей действительности.Первая книга автора «И вновь о женщине пою» разошлась настолько быстро, что он, окрылённый успехом, продолжает раскрывать эту тему и в новом сборнике, создав таким образом своеобразный двухтомник.Как и прежде, Николай Тарасов не претендует на бесспорность своих сужений по тому или иному вопросу, отдавая читателю это право.