Настенька - [47]

Настенька переживала неясное отношение к вождю, которого никогда не видела, и который покинул жизнь гораздо раньше, чем она в неё пришла. Она горячо спорила с друзьями, особенно с современной комсомолкой Викой, пытаясь убедить их да и себя саму в том, что каким бы Сталин ни был на самом деле, как бы он ни отличался от созданного народом образа, но раз в него верили, раз с его именем шли на смерть во время войны и раз при нём страна сумела не только победить в войнах, но и стать могучим государством, пусть даже с железным занавесом, а может именно поэтому, то никто не имел права разрушать веру миллионов в него, тем более после смерти. Надо уметь встречать противника открыто, в упор, в лицо и побеждать в споре, когда он может признать свои ошибки или отвергнуть их. А кричать о недостатках, ругать за них и плевать во след умершему — это Настенька считала подлостью трусов.

Она защищала Сталина, хотя понимала, что, в сущности, не знает его, но вступалась не за человека, как такового, а за символ. Сталин, по её мнению, был для народа символом всего справедливого, символом будущего счастья человечества, ради которого стоило сегодня жертвовать силами, здоровьем и даже жизнью. Не будь этой веры, этого символа, кто бы перенапрягался без палки за спиной, кто бы шёл на амбразуру без пистолета сзади?

Дело, конечно, не в самой личности, а в том, кого она представляла, кого олицетворяла. В Сталине видели защитника бедноты.

«Что же удивляться тому, — думала Настенька, — что через столько лет после смерти вождя, не смотря на миллионы плохих слов, сказанных в его адрес с того времени, на передних стёклах грузовых автомашин, автобусов и троллейбусов можно сегодня увидеть портрет человека с широкими усами и очень проницательными умными глазами? Портреты Хрущёва и Брежнева никто не клеит на стёкла почему-то».

Собственно по этим портретам на стёклах государственного транспорта, которым управляют рабочие, а не частного, которым владеет в основном интеллигенция, Настенька и знала лицо Сталина. И почему-то верила ему, а не Хрущёву, обвинившему своего предшественника во всех грехах, не Брежневу, сделавшему то же самое с Хрущёвым, не Горбачёву, при котором начали в печати обливать грязью всех, кто был до него, не Горбачёву, который утверждает, что только он знает, куда держать путь.

Сталин оказался единственным из руководителей страны Советов, кто не говорил плохо о своём ушедшем из жизни соратнике, а построил ему Мавзолей, чтобы помнили. Он продолжал его дело, не хуля за ошибки, если и видел их, а исправляя, как считал нужным. Такой подход Настеньке казался правильным. Не зря же говорят в народе, что нельзя говорить плохо об умершем. И пословица есть «Не плюй в колодец — пригодиться воды напиться». Из какого колодца теперь черпать воду Веры? Неоткуда.

Наверное таким же был бы и Андропов, если бы не его скоропостижный уход из жизни, а стало быть и их политики. Он тоже начинал (уж это Настенька помнила сама) без шума и крика, ни в кого не плюя, молча засучив рукава Генсека, спокойно давая свои указания, которые быстро и чётко выполнялись. Но, увы, успел очень не много на этом посту. Сделать большее кто-то не дал, не позволил.

Принимались, разумеется, и другие решения по сельским проблемам. Скажем, седьмого июня вышло Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О дальнейшем развитии и повышении эффективности сельского хозяйства и других отраслей агропромышленного комплекса нечернозёмной зоны РСФСР в 1986–1990 годах», в котором оптимистично отмечалось, что за предыдущие десять лет основные производственные фонды колхозов и совхозов возросли в два раза, электрические мощности — в один и семь десятых раза, построено автомобильных дорог с твёрдым покрытием протяжённостью более шестидесяти тысяч километров, сдано в эксплуатацию более двух с половиной миллионов гектаров осушенных и орошаемых земель. Только в предыдущем тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году для колхозов и совхозов промышленностью было выпущено тракторов с общей мощностью пятьдесят и семь десятых миллионов лошадиных сил, двести семь миллионов тракторных плугов, двести пятнадцать миллионов сеялок, почти сто миллионов косилок, сто восемнадцать миллионов зерноуборочных комбайнов, чуть более сорока миллионов хлопкоуборочных машин, около ста миллионов жаток.

Да с такой возросшей армией техники при увеличении обрабатываемых площадей и одновременном росте численности населения на два с половиной миллиона человек в год обьём поставок продукции сельского хозяйства должен был возрасти, несомненно, с большим процентом, чем численность населения. Фактически же год тысяча девятьсот восемьдесят пятый завершался снижением по сравнению с предыдущим годом производства и сдачи государству таких важнейших продуктов как сахарной свёклы, льна, картофеля, овощей, зерновых. Мяса произвели всего на сто тысяч больше, то есть на каждого вновь родившегося человека произвели двадцать пять килограмма мяса, что меньше того, что производилось на душу населения в предыдущие годы.

Такими результатами ответило сельское хозяйство на это июньское постановление Центрального Комитета партии и правительства. Правда, в этом постановлении предусматривались успехи в будущем, восемьдесят шестом году и позже. Может, всё дело было в этом? Во всяком случае, созданный только в ноябре Госагропром не мог ещё быть ответственным за такое крупное поражение. Каким же оно должно было явиться миру это новое создание, продукт творческой мысли чудо-реорганизаторов?