Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [8]

Царское Село расположено в пятнадцати милях[21] к югу от Санкт-Петербурга. За охраняемой казаками высокой оградой Императорского парка простирался скрытый от посторонних глаз великолепный мир благоухающих лилиями садов и огромных стриженых газонов. Мир озер, террас, скульптур, гротов и триумфальных арок. На территории Царского Села находилось два дворца: огромный бело-голубой Екатерининский, построенный Екатериной Великой, и удаленный от него более чем на четверть мили Александровский, вполовину меньше первого, построенный позднее по заказу внука Екатерины II Александра I. Императорская семья жила в одном крыле Александровского дворца. Здесь находился почти легендарный сиреневый будуар Императрицы[22], на стенах которого висело множество икон и фотографий. Над будуаром располагались гостиные, столовые, спальни и ванные комнаты императорских детей, с которыми будуар соединялся персональными лестницами.

В одни прекрасный день осенью 1908 года Гиббс облачился во фрак, обычный в то время для появления при дворе, и государственный советник Петр Васильевич Петров[23] отвез его в Александровский дворец в Царском Селе. Здесь строгая фрейлина при Великих Княжнах София Тютчева[24] представила его ученицам: Ольге Николаевне, которой недавно исполнилось тринадцать, Татьяне Николаевне и Марии Николаевне; позднее они также присоединятся к сестре. Анастасия Николаевна в свои семь лет была пока неспособна к серьезным занятиям. Она начала учиться годом позже. Цесаревича Гиббсу доводилось видеть, когда он вновь и вновь входил в комнату, чтобы с серьезным видом пожать руки гостям.

Ольга Николаевна больше всего напоминала отца. Более уверенную в себе Татьяну Николаевну, привязанную к матери, младшие дети называли «гувернанткой». Мария Николаевна была жизнерадостной, но c ленцой, а Анастасия Николаевна очень озорной и всегда всех смешила. В течение последующих пяти лет Гиббс не занимался с Цесаревичем Алексеем Николаевичем.

Три старшие сестры были просты во вкусах и сообразительны, когда знали, что нужно сконцентрироваться. В целом, отношения с ними складывались легко. Английским языком они раньше занимались с учителем-шотландцем[25], и именно этот акцент Гиббсу предстояло исправить. Дисциплина в присутствии фрейлины должна была строго соблюдаться, говорить следовало осторожно. С первой серьезной проблемой Гиббс столкнулся, когда начались занятия с Анастасией Николаевной. Все еще худощавая (вскоре она начала расти очень быстро), стремительная в движениях, с глазами, в которых светился ум, она обладала прекрасной выдержкой и полностью владела своей мимикой. Такого он не встречал ни в одном ребенке. Гиббс помнил курс детской психологии, прослушанный в Кембридже, и старался использовать как можно больше описанных в нем новаторских методов, но они не спасали от неукротимых и зачастую внезапных проявлений ее нрава. Однажды после сорванного урока он отказался ставить ей пятерку. На минуту он с интересом задумался, что же может произойти. Затем Анастасия Николаевна решительно вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с одним из тех искусно составленных букетов, которые всегда стояли в приемной. «Мистер Гиббс, — с торжествующим видом произнесла она, — Вы измените оценку?»

Секунду подумав, англичанин отрицательно покачал головой. Гиббс описал этот случай много лет спустя в письме от 1928 года Великому князю Александру Михайловичу, зятю Императора, жившему тогда в Париже[26].

Одно утро особенно запомнилось Гиббсу. Накануне вечером в Царском Селе давали детский костюмированный бал. Гиббс, во фраке и с белым галстуком, ждал за письменным столом прихода Анастасии Николаевны. Когда она вошла в комнату, ее лицо было черным, как у трубочиста. С собой она принесла маленькую золотую лестницу, которую положила рядом в ожидании начала урока. Гиббс, решивший не обращать на это внимания, собирался начать говорить, когда внезапно услышал смех за большой двойной дверью в конце комнаты. Дверь распахнулась, и вошли три старшие Великие Княжны со своей матерью. Императрица, казалось, была в ужасе. «Анастасия! — повысила голос Александра Федоровна. — Иди и приведи себя в порядок!» Трубочист кротко исчез. Когда она вернулась, с лицом, красным, как рак, от оттирания, золотая лестница все еще лежала рядом с ее партой, но все предпочли сделать вид, что ничего не заметили, и урок продолжился в присутствии Императрицы. Через много лет у Гиббса появится повод вспомнить это утро.

Вскоре он узнал индивидуальные черты характера каждого члена семьи и придворных. Императора Гиббс видел редко. Когда он встречал Императрицу, она казалась ему красивой, величественной. Александра Федоровна держалась настолько скромно, насколько это было возможно в ее положении. Несмотря на великолепие Царского Села, казаков конвоя, этикет, многочисленную прислугу, атмосфера Александровского дворца чем-то напоминала атмосферу английского загородного дома, и такая обстановка удивительным образом подходила Императорской семье. (Хотя готовили плохо, это никого не беспокоило, и меньше всего Императрицу.) Для учителя английского языка месяцы пролетали быстро. В рабочие дни Гиббс либо отправлялся в Царское Село, где давал, по меньшей мере, два урока, либо оставался в Санкт-Петербурге и уделял время другим профессиональными обязанностями. Гиббс жил все той же упорядоченной жизнью, вел подробные счета (внося в них каждую копейку) и общался с соотечественниками. Заниматься с царскими детьми становились все легче по мере того, как они узнавали и принимали Гиббса. Его овдовевший и вышедший на пенсию отец был рад узнать, что Чарльз занимает такое ответственное положение при дворе.