Наследство - [20]

— Какая разница, Эрика? — резко бросает Бет.

Я умолкаю, отламываю кусок хлеба, крошу его в пальцах.

— Да никакой, — отвечаю. Иногда мне так одиноко рядом с Бет.

Раньше такого не было, ни в юности, ни в детстве. Мы почти не ссорились. Может, достаточно велика была разница в возрасте. Может, дело в том, что у нас был общий враг. Даже когда нас продержали взаперти целых два дня, два долгих солнечных дня, мы не вымещали досады друг на друге. Виноват был Генри. И Мередит. Мередит с самого начала, как только мы радостно сообщили о новом друге, запретила нам играть с Динни, общаться с членами его семьи, даже просто приближаться к нему.

Мы познакомились с ним у Росного пруда, когда он плавал. День тогда был теплым, но не жарким. Кажется, лето только начиналось, зелень еще была свежая и яркая. Дул холодный ветер, так что, когда мы впервые увидели Динни, с которого ручьями стекала вода, нас пробрала дрожь. Его одежда была кучкой сложена на берегу. Вся одежда. Бет схватила меня за руку, но мы не убежали. Он нам сразу понравился. Нам сразу захотелось познакомиться с ним, худеньким, смуглым, обнаженным мальчиком с темными мокрыми волосами до плеч, который плавал и нырял один, не нуждаясь в компании. Сколько мне тогда было лет? Точно не скажу. Четыре или пять, не больше.

— Вы кто? — спросил он, стоя в воде.

Я придвинулась ближе к Бет, крепче ухватила ее за палец.

— Это дом нашей бабушки, — объяснила Бет, махнув в сторону дома.

Динни подошел чуть ближе к берегу.

— Но вы-то кто? — Он заулыбался, зубы и глаза блестели.

— Бет! — обеспокоенно зашептала я. — Он совсем голый!

— Шш! — шикнула на меня Бет, но это прозвучало не строго, а весело, как сдавленный смешок.

— Значит, ты Бет. А ты? — Динни посмотрел на меня.

Я вздернула подбородок.

— Я Эрика, — объявила я, собрав все свое самообладание в кулак.

В это мгновение из леса выскочил рыжий с белым песик, джек-рассел-терьер, и с лаем запрыгал вокруг нас, виляя хвостом.

— Я Натан Динсдейл, а вот это Артур. — Мальчик кивнул на собаку.

После этого я готова была следовать за ним куда ни позовет. Я мечтала о домашнем животном — настоящем друге, а не золотой рыбке, для которой только и хватило бы места у нас дома. Я так заигралась с песиком, что не помню, удалось ли Динни выйти из воды так, чтобы Бет не увидела его наготы. Подозреваю, что не удалось.

Разумеется, мы продолжали видеться, несмотря на запреты Мередит. От Генри нам обычно удавалось ускользнуть, и только после этого мы отправлялись к стоянке на границе поместья, где Динни жил со своими родителями. Впрочем, Генри и сам старался держаться от нас подальше. Он не хотел ослушаться Мередит и, подражая ей, выказывал презрение к бродягам. Он проникся этим заимствованным чувством настолько, что оно переросло в его личную ненависть. В тот раз, когда Мередит заперла нас, родителей не было, они уехали на выходные. Мы бегали в деревню с Динни, чтобы купить в лавочке конфет и колы. Оглянувшись, я увидела Генри — он нырнул за телефонную будку, но недостаточно проворно, и, пока мы шли к дому, у меня все время покалывало между лопатками. Динни попрощался с нами и побрел прочь между деревьями, стараясь держаться подальше от нашего дома.

Мередит, когда мы вернулись, уже поджидала нас. Генри нигде не было видно. Но я-то знала, откуда ей все известно. Она схватила нас за руки, оцарапав ногтями, и нагнулась с искривленным от злобы лицом.

— Кто якшается с дворнягами, рискует набраться блох, — выговорила она ледяным тоном, чеканя каждое слово.

Нас потащили наверх, заставили мыться в ванной с такой горячей водой, что кожа покраснела и воспалилась. Я плакала навзрыд. Бет, осатанев от ярости, молчала.

Когда это кончилось, я лежала в постели, меня бил озноб, а Бет тихо объясняла:

— Она хочет нас наказать, держа взаперти, значит, мы должны показать, что нам все равно, что нам на это наплевать. Понимаешь, Эрика? Пожалуйста, не плачь!

Она шептала, гладила меня по волосам пальцами, трясущимися от гнева. Кажется, я кивала, но была слишком расстроена и потрясена, чтобы вслушиваться в ее слова. На улице еще вовсю светило солнце. Я слышала, как Генри играет на лужайке с собакой, слышала голос Клиффорда, неясно доносившийся с нижнего этажа. Ясный, погожий августовский день, а нам велено ложиться спать. Мы под замком на все выходные.

Когда родители вернулись, мы все им рассказали.

— Это уж чересчур, Лора, — сказал отец, — на сей раз она зашла слишком далеко.

Мама ответила:

— Я с ней поговорю.

За чаем я подслушала их разговор на кухне. Мамы и Мередит.

— Мне кажется, мама, он неплохой мальчик. Довольно неглупый. Я не понимаю, чем общение с ним может им повредить, — мягко обратилась к бабушке мама.

— Ах, не понимаешь? Ты хочешь, чтобы девочки подхватили от него этот мерзкий уилтширский жаргон? Хочешь, чтобы он научил их воровать и сквернословить? Хочешь, чтобы они завшивели и опустились? Если так, тогда и в самом деле их общение не может им повредить, — холодно отвечала Мередит.

— Мои девочки никогда не будут воровать, — твердо сказала мама. — И мне кажется, называя их опустившимися, ты тоже сильно преувеличиваешь.