Наследство разоренных - [43]

С Дурпина открывается вид на мир, как на географическую карту, отверзаются перспективы божественные. Внизу поля и реки, долины и холмы. Здесь Джиан поинтересовался родителями Саи. Она не хотела упоминать о космической программе, чтобы снова не показаться ущербной.

— Мои родители сбежали, и с ними никто после этого не хотел общаться. Отец был ученым в России. Там они и умерли.

История его семьи тоже оказалась связанной с заграницей, Джиан этим гордился. Не так уж мало у них оказалось общего.

*

А развивалась история его семьи так.

В XIX веке предки покинули свою непальскую деревню и прибыли в Даржилинг, привлеченные возможностями заработков на чайных плантациях. В крохотном хуторке на самой удаленной плантации владели они чудо — буйволицей, дающей чудо-молоко. Армия империи высылала по деревням своих вербовщиков, измерявших кандидатов мерной лентой и линейкой. Им приглянулись широкие плечи прадедушки Джиана, выросшего на молоке чудо-буйволицы. Таким сильным он вырос, что сумел одолеть сына деревенского торговца сластями, парня исключительно крепкого, пышущего здоровьем.

Об армии рассказывали, что она содержала защитников империи в холе и неге, обеспечивала их носками и одеялами, маслом и медом, бараниной дважды в неделю и ежедневным куриным яйцом, водой из-под крана в неограниченном количестве и лекарством от всех обнаруженных и необнаруженных болезней. Зад зачесался — намажут, пчела ужалила — тоже намажут. И все за то, что ты прогуляешься по Большой магистральной дороге. Денег армия, во всяком случае, предложила взращенному на молоке буйволицы рекруту больше, чем когда-либо зарабатывал его отец, трудившийся курьером. Отец покидал дом до зари, приспособив за спину большую коническую корзину, разделенную перегородками. Возвращался он с закатом, в корзине восседала меланхолическая несушка с цыплятами, клюющими плетение корзины, в других отделениях находились куриные яйца, туалетная бумага, всякие шпильки-булавки, а поверх всего — бумага для письма, на которой мэм-сахиб выводила ровные строчки: «Дорогая моя дочь, здесь так потрясающе прекрасно, что красота эта почти заглушает одиночество…»

И вот молодой рекрут присягнул короне и оставил родные места. Так завязалась столетняя связь между семьей и военной историей Британии.

Сначала все развивалось по предсказанному идиллическому сценарию. Ничего опаснее маршировки и патрулирования не встречал прадедушка Джиана в ходе исполнения служебного долга. Он женился, подрастали трое сыновей. Но затем служба привела прадедушку в Месопотамию, где турецкие пули изрешетили его грудь, и он истек кровью на поле боя. Армия проявила доброту к его семье и позволила занять место убитого отца его старшему сыну. Легендарная буйволица к тому времени умерла, и наследник боевой славы отца вырос хрупким, худощавым. Индийские солдаты воевали в Бирме, в Египте, в Италии, в Гибралтаре.

В 1943 году, за два месяца до своего двадцатитрехлетия, хрупкий солдат погиб в Бирме, защищая Британию от Японии. Брату его предложили работу, но он тоже погиб — в Италии, под Флоренцией, хотя солдатом вовсе не был. Он варил абрикосовый джем для британского майора среди итальянских олив и винограда, местные бойцы сопротивления копали трюфели в саду — и на тебе, бомбежка!

Джиан был совсем малышом, когда последний военный их семьи, хромая из-за отсутствия большого пальца на ноге, выгрузился из автобуса в Калимпонге и вернулся домой. Никто его не признал, но детские воспоминания отца высветили его место в семейной истории, и Джиан обрел дядю. Жил дядя в семье до самой своей смерти, но никто так и не узнал, в каких странах и против каких стран он воевал. Он принадлежал к поколению, которому легче было забыть, чем вспомнить. Чем больше к нему приставали любопытные дети, тем капризнее становилась его память.

— Дядюшка, а на что Англия похожа?

— А кто ее знает…

— Разве ты не знаешь?

— Да не был я там ни разу.

Долгие годы в Британской армии — и ни разу в Англии. Невероятно! Они-то думали, что он процветает в Лондоне, как лорд, забыв о семье… Где ж он был-таки? Дядюшка так и не сказал. Раз в четыре недели дядя отправлялся на почту, получал там свои ежемесячные семь фунтов. Чаще всего его можно было видеть сидящим на складном стуле, обращенным лицом к небесному светилу. Как подсолнух, он поворачивался за солнцем. Единственной целью остатка его жизни казалось сопоставление этих двух сфер: небесного светила и его лысой головы.

Семья же переключилась на сферу образования. Отец Джиана преподавал в школе чайной плантации под Даржилингом.

*

Затем история иссякла.

— А твой отец? — спросила Саи. Однако не настаивала. Она знала, что любая история имеет начало и конец.

*

Ночи становились прохладными, темнело раньше. Саи возвращалась, нащупывая дорогу, зашла к дядюшке Потти за фонариком.

— Где этот симпатичный парень? — поддразнивали ее дядюшка Потти и батюшка Бути. — О, эти непальские парни, скуластые, мускулистые, плечистые! О-о-о, как они умеют работать, Саи… Деревья рубить, заборы строить, носить тяжелые мешки… о-о-о!

Когда она добралась до Чо-Ойю, повар ждал у ворот с фонарем. Морщинистое лицо его торчало из шарфов и свитеров.