Наследство - [178]
Сумасшедший к этому времени уже давно раскрыл глаза и слушал.
— Молодец, молодец, сынок, — просипел он, пытаясь костлявой рукой дотянуться до Мелика. — На ком, значит, ты решил остановиться?
— Леторослев, Хазин, Целлариус, — догадливо с ходу стал перечислять Мелик, он не запнулся, не дрогнул, только внутри все горело, и жар этот, вырываясь из нутра, обжигал губы, — Пещерное совещание… Распределяли портфели… У меня все записано… У них есть связь и с заграницей. Вы его видели, он еще напомнил вам кого-то…
— Отлично, отлично, — сказал и джентльмен. — Давайте сюда листочек. Это что тут у вас такое? — попробовал он вчитаться, — «…поддерживал контакты с различными зарубежными так называемыми „комитетами прав человека“»…
— Это?.. Я не знаю… А, понял, это, должно быть, наброски к предполагаемому заявлению Хазина! Я даже забыл, когда я это написал. Или нет, это, пожалуй, его почерк… не знаю… Но это не имеет значения, я помню и без текста… Этот дрейф в сторону враждебности виден как из наших документов, так и из наших действий. Если вначале мы выражали в них критическое или отрицательное отношение к отдельным арестам и судам, то впоследствии наша деятельность стала враждебной по отношению как к различным аспектам государственной политики СССР, так и к государству в целом… Эта тенденция отчетливо видна и в тех документах, которые мы нелегально распространяли внутри страны и передавали для публикации за границу… Я поддерживал контакты с различными зарубежными так называемыми «комитетами прав человека»… Возникает вопрос, кого же мы представляли, от чьего имени выступали? На этот счет не должно быть никаких сомнений: мы представляли только самих себя — маленькую группку, оторванную от советской общественности, выступающую против ее интересов…
— Ну что ж. Как видно из вышеизложенного, — отозвался джентльмен, приятель сумасшедшего, — они должны быть привлечены к уголовной ответственности и осуждены вовсе не за то, как считают некоторые недоброжелатели Советского государства, что являлись инакомыслящими, вовсе нет. Они должны быть привлечены к уголовной ответственности в полном соответствии со статьей 70 часть 1 Уголовного кодекса РСФСР, то есть за агитацию и пропаганду, проводимую в целях подрыва и ослабления Советской власти, за распространение в этих же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а также за распространение, изготовление и хранение литературы антисоветского содержания…
— Ну… а ты? А тебя?! — замер сумасшедший; Мелику показалось, что, рассудку вопреки, тот был бы огорчен, если бы мятежники обделили сыночка должностью.
— Меня… обер-прокурором Синода… Серым кардиналом… — решил он потрафить отцовскому тщеславию.
Но он ошибся: сумасшедший был встревожен и расстроен.
— Вот это ты зря, — разволновался он. — Это ты зря, сынок. Нехорошо! Как же ты так?!
— А что здесь такого? — легкомысленно рассмеялся Мелик. — Я-то при чем?!
— Как это при чем? — хмурясь, вступил джентльмен. — Пойдешь под суд, вот и будет тебе при чем! Ну, суд, конечно, учтет чисто-сердечное раскаяние…
— Чье?!
— Ты что дурака валяешь! — грубо оборвал тот. — Твое! Чье же еще?!
— Мое?! Мое?! — Мелик был сбит с толку этим хамским тоном, совершенно неожиданным после того, как столько уже было сказано и можно было предположить, что доверие обоюдно. — Мое?! — повторил он, все еще надеясь, что недоразумение сейчас снимется.
— А ты что думал?! — Джентльмен стал еще наглее. — Что мы тебя по головке будем гладить?! А начнешь дурака валять, так и на полную катушку отмотаем!
— Погодите, — напрочь растерявшись, молил Мелик. — Я ничего не пойму… Разве… разве это имеет для вас значение?..
— Ты что, прикидываешься?! Шутки шутишь?!
— Нехорошо, сынок, нехорошо…
— Погодите!
— Нечего годить!
— Я вас прошу! Я хочу вас спросить…
— Суд учтет твое чистосердечное раскаяние…
— Ах, вот вы как?! — Ненависть к этим тупым и жестоким болванам захлестнула его; секунду-другую он еще судорожно метался, ища убедительные слова, которые должны были рассеять нелепицу, но не найдя их, вызверился, преследуемый сладким, мстительным ужасом: — Вот вы как?! Нет уж, не выйдет! Я вам не дурак, я все обмозговал до тонкостей! Не выйдет! Вы все у меня вот где!
— Что ты сказал?! — с угрозой переспросили джентльмен и сумасшедший.
— Вот то и сказал! Вот где! Мне кое-что известно такое, что гарантирует меня от неожиданностей!
— Что же, например? — включились те снова хором.
— А то, например, что кое-кто кое для кого содержит тайный публичный дом, например! Поставляет кое-кому девочек! Например, кому? Вам, вам! — Он ткнул пальцем в джентльмена. — Вам! Вы что, думаете, парик надели, лысину прикрыли, так я вас не узнал?! Зубы надо было сменить! Зубы сменить позабыли! Особые приметы! Как еще вас только там держат! — (Здоровый глаз сумасшедшего медленно вылезал из орбиты.) — Вы что думаете, я не знаю, на чьи деньги Лев Владимирович покупает дачу?! Для чего он ее покупает?! Но ведь вы не самое главное начальство! Над вами есть и повыше! Если меня возьмут, вашему начальству тут же станет известно! И не только вашему начальству, есть и другие инстанции! В надежных местах я уже оставил письма! Есть и тетрадочка, где все записано: Валя, Маня, Галя… Сработает автоматически! Возмездие с того света! Вы у меня…
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».