Наследство Камола Эската - [23]

Теперь, когда страх и волнение немного улеглись, я и сама подумала, что, пожалуй, моя встреча с дядей прошла как нельзя лучше. Но особенно мне было приятно, что мои старания оценил господин Рамон.

15. Поздравление нотариуса

Мы прошли через боковой коридор в столовую, где священнодействовал Пат, раскладывая по тарелкам нами же привезённую еду. Он делал это с таким видом, словно его нисколько не волновал результат моего свидания с дядей Камолом.

— Ну, как? — довольно равнодушно поинтересовался он, поправляя на тарелке купленный в последней гостинице паштет.

Галей, сидевший в кресле у стены, вскочил и подошёл к нам, заранее улыбаясь.

— Всё в порядке, — ответил хозяин.

— А как он? — спросил Пат, не называя больного брата по имени.

— Раздражительнее обычного и оплыл ещё больше. Если бы он разрешил мне себя осмотреть, я бы высказался точнее. Жаль, что он доверяет только своему врачу. Мне кажется, если бы он пригласил на консультацию кого-то ещё, у него было бы больше шансов выжить.

Мы сели к столу. Пат усадил меня в сторонке от всех, сам пристроился рядом и во время обеда подробно расспросил о встрече с Камолом. Он выразил удовлетворение и даже весёлость, узнав, что его представление о свидании дяди с племянником подтвердилось во всех мелочах, но мне показалось, что он подавлен состоянием брата. Может быть, именно поэтому он стал рассказывать мне самые смешные истории из детства старика так, что они выглядели трогательными.

Господин Рамон, который был это время задумчив и молчалив, несмотря на попытки Галея втянуть его в беседу, вдруг поднял голову. Я прислушалась, уловила чьи-то быстрые шаги и насторожились, ожидая неприятностей. Вошла сиделка.

— Ему хуже, — испуганно проговорила она без всяких предисловий. — Боюсь, уж не кончается ли он. За врачом послали, но он может не поспеть, ведь дорога не близкая. Может быть, вы, господин Рамон, пойдёте со мной?

Господин Рамон сейчас же вышел за ней следом, и не было его очень долго, или нам так показалось. За всё время его отсутствия никто не произнёс ни слова. Когда он, наконец, появился, и Галей и я напряжённо уставились на него, а Пат сильно побледнел и даже приподнялся с кресла.

— Ничего не могу сказать, — тихо ответил господин Рамон, обращаясь, прежде всего к Пату. — Он в сознании и не желает, чтобы я его осматривал. На всякий случай я послал за знакомым мне специалистом по таким болезням, а так как врача, которого Камол ждал, не застали, то я уговорил всё-таки твоего брата согласиться на осмотр, но мне пришлось уйти. Сейчас с ним врач.

— А как он выглядит? — спросил Пат. — Сиделка сказала, что это…

— Не знаю, — честно признался господин Рамон. — Не хочу тебя обнадёживать и не хочу преждевременно пугать, потому что Камол не разрешил мне даже подойти.

— Но как он выглядит?

— Не очень хорошо, Пат. Скорее, даже плохо.

Мы сидели в молчании, погружённые каждый в свои мысли. Пат был очень печален, а мне в голову лезли мрачные мысли. Я не присутствовала на похоронах своих родителей, умерших от болезни в один день, потому что на это время меня отослали куда-то в деревню. Лишь очень смутно я припоминала, что, не понимая ужаса надвигающегося сиротства, была весела, беззаботна и совсем не думала, что вижу родителей в последний раз. Тётка моя, приходившаяся маме двоюродной сестрой и жившая с моими родителями, в то далёкое время не была со мной ни ласкова, ни сурова, она была попросту равнодушна ко мне с моими маленькими радостями и бедами, за что и я не могла полюбить её даже в том нежном возрасте. В день, когда родители умерли, она не пустила меня в дом и велела идти к соседям и переночевать у них, а на следующее утро кто-то увёз меня в деревню, и обратно я вернулась уже после похорон. Благодаря этому в моей памяти среди немногих уцелевших эпизодов, связанных с родителями, не было ни одного, омрачающего душу страхом смерти, за что мне, наверное, следовало бы сказать тётке спасибо. И вообще как-то так получилось, что я в течение своей одиннадцатилетней жизни не была ни на одних похоронах и даже ни разу не видела вблизи мёртвого человека. Поэтому я не совсем ясно сознавала, что мой новообретённый дядя Камол Эскат умирает, но тревожная тишина, напряжённое ожидание чего-то важного, написанное у всех на лицах, а главное — горькая печаль Пата угнетали меня и заставляли постоянно возвращаться к мысли, что должно произойти нечто страшное.

Нас немного развлёк приезд маленького юркого человечка, с которым все обращались по-приятельски. Оказалось, что это был нотариус, близкий друг Пата и хороший знакомый господина Рамона.

— Ну, как у нас дела?… Здравствуй, Яго, — обратился ко мне нотариус.

Я испугалась, потому что он явно собрался завести со мной разговор, а встречу Яго с нотариусом мы с Патом не отработали, но дверь открылась, и вновь появилась перепуганная сиделка.

— Господин Рамон, врач просит вас зайти, — плачущим голосом сказала она. — Ох, похоже, это агония! Он кончается!

Господин Рамон вышел вслед за ней, а Пат откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Мне стало его очень жаль, и совершенно не ко времени поднялось раздражение против умирающего Камола за то, что он так сурово обошёлся с младшим братом, который, несмотря на проявленную к нему несправедливость, так тяжело переживает его смерть.