Наследство Камола Эската - [18]

— По-моему… ничего.

Пат сел и стал серьёзным.

— Ничего? И только-то? Что именно тебе не понравилось?

— Дядя не может так разговаривать с любимым племянником.

— Может. Ещё как может.

— А почему он так сипит?

— У него такой голос.

— Почему он разозлился?

— Он всегда злится.

— Господин Рамон говорил о нём не так.

Я знала, что Камол очень болен, а потому раздражителен, но не представляла его таким, каким его сыграл Пат. Правда, я допускала, что он может быть немного вспыльчивым, но всё-таки в моём воображении царил образ благородного старца, а не злобного старика с сиплым голосом.

— Уж господин Рамон тебе расскажет! — вздохнул Пат. — Но он рассказывает о Камоле вообще, а мне приходится знакомить тебя с Камолом теперешним, с тем самым, с которым тебе придётся встретиться, поэтому ты слушай меня, а не его. Ну, разве только из вежливости.

Он подумал и заговорил совсем другим тоном.

— Марк не стал пугать тебя рассказом о последних выходках Камола, а то, что тебе о нём говорил, было правдой когда-то. Камол, действительно, был человеком очень неплохим, со строгими правилами. Он был вспыльчив, рассердить его труда не составляло, но и ладить с ним было можно. Марк до сих пор поддерживает с ним отношения, а я рассорился с ним очень давно и, может быть, по своей вине, но сейчас говорить об этом поздно и бесполезно. Я встречался с ним крайне редко и каждый раз удивлялся перемене в нём. Передо мной представал совсем другой человек. Он стал желчным, раздражительным, капризным, нашёл у себя множество болезней и всем о них подробно рассказывал, требуя к себе жалости. Ездить к племяннику он перестал, но постоянно о нём говорил и считал, что его никто не понимает и лишь Яго бы его утешил. Вот к этому-то милому человеку ты и поедешь.

— Но если он так любит племянника, почему же он на него разозлился?

— Потому что такого брюзгу, как он, никто не утешит. К тому же ему нравится сознавать себя больным. Впрочем, на этот раз он заболел по-настоящему, серьёзно обеспокоен и, кажется, действительно умирает. Бывает, что перед лицом смерти люди меняются к лучшему, поэтому мы с тобой проработаем несколько вариантов встречи дяди с племянником.

И мы проработали. Мы работали так, что я почти падала от усталости, а Пат совсем охрип. Не знаю, что чувствовал Пат и отвлекался ли он от мысли, что я проигрываю роль умершего мальчика, которого он любил, а для меня это была лишь игра, с которой я не связывала ни реального Яго, ни действительные страдания господина Камола Эската.

— Хватит, пора отдохнуть, — решил, наконец, Пат. — Теперь можно и пообедать.

12. Возвращение господина Рамона

Я надеялась, что мы пообедаем в пиршественном зале, где позавчера веселилось шумное общество, и я смогу представить, какая атмосфера царила здесь, когда я слышала громкий смех, визг и разгульный шум, но мы прошли в уютную скромную столовую, где нас уже ждала Кира. Мне показалось, что глухонемая относится к Пату с особой нежностью, словно к большому ребёнку, да и он не забывал эту обделённую судьбой добрую женщину и, принимая её услуги, ухитрялся непонятными мне жестами передавать ей содержание некоторых рассказов и шуток, которыми забавлял меня, так что Кира беззвучно смеялась. Попутно он выудил у меня во всех подробностях мою жизнь у тётки, расспросил о моих интересах и друзьях.

— Неплохо было бы проверить твои способности к рисованию, — заметил он. — Яго недурно рисовал.

У меня было чувство, что тень этого мёртвого мальчика следует за нами везде. Как бы весел ни был Пат, какие уморительные истории бы мне ни рассказывал, имя Яго незаметно вплеталось в его речь и воспоминание о недавней потере омрачало его лицо. Это было естественно, однако я чувствовала неловкость от того, что вынуждена надевать одежду Яго, играть его роль, но особенно было больно знать, что о Яго тоскуют и горюют, и чувства, которые испытывали к этому мальчику при его жизни, никогда не перейдут на меня, как бы ни была я на него похожа.

Пат не дал мне времени осмыслить мои мимолётные сожаления, а я была в таком возрасте, что легко отвлеклась на более приятные впечатления. К тому же меня посетило неожиданное соображение.

— Если он недурно рисовал, то почему я должна говорить господину Камолу, что рисование мне не даётся? — спросила я.

Пат хитро прищурился.

— На это есть важная причина, моё рассудительное дитя, — ответил он. — Мы вынуждены лгать, чтобы не раздражать больного человека. Камолу будет приятнее осознавать, что его племянник ничего не смыслит в рисовании, чем если бы он проявлял в этом деле талант.

— Почему?

— Потому что я чувствую призвание к этому виду искусства, а Камола выводит из себя малейшее упоминание о моих занятиях.

Когда мы поели, Пат предложил мне совершить экскурсию по окрестностям замка. Кира увела меня в мои комнаты и принесла плащ и берет. Я очень удивилась, потому что в день приезда погода была тёплая, а ясный день за окном не наводил на мысль о холоде, но добрая женщина внимательно осмотрела на мне мой новый наряд и, как видно, сочла, что он как нельзя более подходит для прогулки. Когда я вышла в коридор, Пат уже ждал меня, тоже одетый в плащ, а на голове у него красовалась широкополая шляпа, лихо заломленная набекрень. Мы спустились по лестнице и через залы и переходы дошли до наружной двери.