Наследство графа Калиостро. Мафия и масоны - [11]

А спустя несколько месяцев произошла удивительная вещь: Жанна де ла Мотт совершила побег из тюрьмы Сальпетриер, где она находилась под усиленной охраной. Побег был обставлен таким образом, что не приходится сомневаться: организован он был "сверху", каким-то очень могущественным заступником. Под чужим именем клейменая графиня благополучно прибыла в Англию, где французским полицейским так и не удалось разыскать ее мужа. А еще несколько позднее в Лондоне увидела свет со "Оправдательная записка", где графиня, хотя и не вполне поступилась, по ее словам, "скромностью", все же была гораздо слабее на язык, нежели на следствии. Она утверждала, например, что в ночной мгле Версальского парка Рогану являлась Мария-Антуанетта собственной персоной и что это их тайное свидание было далеко не единственным. В Версале позаботились о том, чтобы скупить и уничтожить почти весь тираж этой брошюрки, но в 1792 г. по распоряжению революционного конвента она была переиздана, как документ, изобличающий старый режим.

Мысль о том, что, по какому бы то ни было делу, можно допросить королеву Франции, в 1786 г. показалась бы фантастической. Но семь лет спустя допрос состоялся: ненавистная народу «австриячка» – тогда уже экс-королева – предстала перед революционным трибуналом (к тому времени Жанна де ла Мотт покончила жизнь самоубийством в Лондоне, Роган умер в парижской тюрьме, а Калиостро сидел в тюрьме римской). Допрашивал общественный обвинитель Фукье-Тенвиль:

– Мария, вдова Людовика Капета, это правда, что вы впервые повстречались с женщиной де ла Мотт в Малом Трианоне.

– Я ее вообще никогда не видела, – холодно ответила "австриячка".

– Разве она не оказалась вашей жертвой в деле со знаменитым ожерельем?

– Она не могла быть моей жертвой, раз я ее не знала, – упорствовала обвиняемая.

Так на этой мертвой точке допрос и застрял. Каковое обстоятельство, однако, никого не убедило в невиновности Марии-Антуанетты. Впрочем, обвинение не слишком задерживалось на этом пункте, были к тому времени более важные и актуальные предметы для разбирательства.

Кропотливое изучение всех относящихся к делу об ожерелье документов и свидетельств не дало возможности историкам вынести определенный вердикт. Не вдаваясь в подробности, кратко суммируем высказанные на сей счет суждения и гипотезы.

Может быть, между королевой и кардиналом были какие-то особые отношения, которыми оказалась непосредственно связанной и кража ожерелья. Вполне возможно, что Мария-Антуанетта, "мадам Дефицит", как ее за мотовство прозвали в народе, действительно пожелала приобрести ожерелье в тайне от расчетливого Людовика XVI. Не исключено и то, что сластолюбивый и сребролюбивый Роган непрочь был как-то смошенничать в этом деле, поставив под удар второстепенные фигуры. Что касается Калиостро, действительно имевшего неограниченное влияние на Рогана, то он, скорее всего, был посвящен во все тонкости аферы и, возможно, пытался дирижировать ею, преследуя свои собственные цели: например, скомпрометировать Марию-Антуанетту и потом как-то этим воспользоваться. Наконец, графиня де ла Мотт, судя по всему, первоначально была чьим-то послушным орудием, но затем смешала все карты и повела собственную игру.

В общем, загадка похищенного ожерелья так и осталась загадкой. Фигуры королевы и кардинала, мага и авантюристки-графини остаются на игорной доске, но никакого окончательного решения не подсказывают.

Это отнюдь не означает, что брожение, вызванное делом об ожерелье, было безосновательно. Многие подробности аферы оставались неизвестны, но общий ее смысл для демократических кругов был достаточно ясен: она вдруг обнаружила глубину морального падения "верхов". Гнев народа был праведен; искры возмущения падали на уже горючий материал, почему дело об ожерелье впоследствии не раз было названо (Мирабо, Гёте, Карлейлем) "прелюдией к революции". На процессе Марии-Антуанетты, уже в разгар революции, эта "грязная", по словам Сен-Жюста, история была восстановлена во всех известных подробностях, как лишняя иллюстрация гнилости монархии. В конце концов степень личной ответственности экс-королевы в данном именно деле принципиальной важности не имела. В лице Марии-Антуанетты, как и Людовика XVI, судили старый режим со всеми его несправедливостями и злодеяниями, с его распущенностью и сумасшедшей расточительностью, его будуарными тайнами и будуарными пороками. Революция не стала решать детективную загадку с четырьмя фигурами. Она просто смешала фигуры и отбросила их прочь.

ОСУЖДЕНИЕ КАЛИОСТРО

Непосредственный результат, какой дело об ожерелье имело лично для Калиостро, был довольно неожиданный: на какое-то время он стал для оппозиции тем, что французы зовут «нечаянным героем». Заметим, что никогда прежде никаких сколько-нибудь «мятежных» идей он не вынашивал и не распространял; хотя вообще-то в рамках масонства существовало либеральное направление, «великий кофт» ничего общего с ним не имел, – напротив, всегда подчеркивал свое равнодушие к вопросам политики, как и свое почитание существующих порядков. Но при всем том Калиостро зорко присматривался, куда дуют ветры, а ветры теперь явно нагоняли бурю. В предчувствии революции расплывчато-либеральные настроения в значительной мере охватили даже привилегированные сословия. И вот вчерашний узник Бастилии перестраивается на ходу, принимая позу тираноборца, пророка, дерзающего объявить во всеуслышание о близком конце царства.