Наследники Жюля Верна - [6]
Лучшие книги Карсака — это старая добрая научная фантастика о полетах в космос, о встречах с обитателями иных миров, часто весьма необычными; такую литературу во Франции писал, к примеру, Жозеф Рони-старший, с которым Карсака чаще и охотнее всего сравнивали. На фоне того, что создано в фантастике его коллегами, писатель представляет собой, по-видимому, уникальный пример безудержного оптимизма. Он "веровал" в идеалы гуманизма, в идею равенства всех разумных существ во Вселенной действительно как-то истово — и иногда слепо, словно не замечая примеров обратного в окружавшей его повседневности. Однако подчас и сквозь галактические сюжетные "кружева" у Карсака проступает реальность — например, в романе "Этот мир — наш", который можно прочесть и как умную этнографическую притчу на тему войны в Алжире...
Творчество Жерара Клейна более замысловато — по части "накручивания" сюжета — и в то же время более подражательно (как следствие этого, писатель легче других "просачивается" на американский рынок). Переведенные у нас романы "Звездный гамбит" (1958) и "Непокорное время" (1963)[2] насыщены деталями, хорошо знакомыми по фантастике американской: звездные наемники, сражающиеся на галактической "шахматной доске" (Клейн возвращается к идее игры с мирозданием в романе 1965 года "Убийцы времени"), межпланетная служба "корректировки истории" вместе с неизбежными парадоксами и драмами вмешательства в ход последней, бравые космические капитаны и злобные галактические диктаторы... Однако и в его интеллигентных "космических операх" мелькнет все та же уже не раз упоминавшаяся мною политика — взять хотя бы его острый антимилитаристский роман "Боги войны" (1971).
***
Резким контрастом к "старичкам"-оптимистам (насколько здесь вообще уместно слово "оптимизм") служит новое, агрессивное и бескомпромиссное поколение авторов, пришедшее в эту литературу на волне социального взрыва 1968 года. Хотя, как и положено фантастам, в своих произведениях они предвосхитили события чуть раньше...
Настроения социального пессимизма и "чернухи" пошли еще от нашумевшего в свое время романа Даниэля Дрода "Поверхность планеты" (1959), в котором человечество вырождается духовно и физически, превращаясь в буквальном смысле в придаток Машины. Спустя десятилетие молодые фантасты Франции вспомнили о "предтече", и подобные произведения с тех пор не писали разве что ленивые — да "клинические" оптимисты!
Идеями отрицания какого бы то ни было прогресса, общей атмосферой отчаяния и тоски пронизаны книги Стефана Вюля и Курта Штайнера (псевдоним Андре Рюллана). Последний, дебютировав в начале 60-х вполне традиционной "НФ", впоследствии неустанно бомбардировал читателей кошмарами, которые несет грядущее (чего стоит хотя бы название одной из его книг — "Учебник для желающих научиться умирать"!)[3]. Сборник рассказов Жака Стернберга "Завтрак без будущего" (1970) тоже говорит сам за себя — это своего рода каталог апокалиптических пророчеств, хладнокровный проигрыш всевозможных вариантов гибели Земли и человечества... Более осмысленную и "конкретную" антиутопию построил в романе "Таромантия" (1977) молодой писатель и кретик Шарль Добжински. Наш читатель, знакомый с "Квадратами шахматного города" Джона Браннера, обнаружит у Добжински много общего; только на сей раз — это город-колода (особых карт — таро), в остальном же нового мало: программируемые властями иллюзии, окутывающие город подобно туману, традиционная в антиутопиях фигура "диссидента" (в данном случае это психоаналитик, разгадывающий карточный код, управляющий жизнью горожан)...
В середине 60-х французская фантастика не избежала своей собственной жанровой революции — точь-в-точь как это случилось за океаном и на Британских островах. Правда, по сравнению с теми событиями, "Новая Волна" на родине Жюля Верна показалась бы мероприятием камерным — без шумной рекламы, литературных деклараций и специальных изданий, рассчитанных на пропаганду новых веяний и объединяющих вокруг себя молодых бунтарей... Да и начало бунта было иным.
Предвестником "Новой Волны" можно считать эпатажный (но, как выяснилось шесть лет спустя, пророческий) роман Сержа Кансера "Волки в городе" (1962), которому сам бог велел стать манифестом "сердитых молодых фантастов"... Судите сами: конец XX века, нет нищеты, войн, уничтожены запасы оружия, стерты государственные границы — одним словом, желанный "золотой век" покоя и изобилия. Почему же в этой утопии молодежь вдруг взрывается бунтом, и толпы подростков выходят на улицы с транспарантами "Перевешаем всех родителей!", "Не желаем быть такими же подлецами!"? Почему в Париже разъяренная толпа юнцов убивает мэра, запретившего ночные гонки на мотоциклах по городу? В обществе "всеобщего благоденствия и сытости" царит... скука — вот и весь ответ.
