Наследники Тимура - [28]
Но погода была не праздничная. К низкому свинцовому небу тянулись сизые ноябрьские туманы. Они обезглавили Исаакиевский собор, съели золотые шпили Адмиралтейства, Петропавловской крепости и Инженерного замка. Только черный силуэт «Медного всадника», взвившегося над финской горбатой скалой, все еще пытался прорваться к невидимым в тумане невским водам.
Ночью под разведенными мостами прошли расцвеченные флагами корабли Балтийского флота и встали на якоря посредине Невы — в самом центре города.
Радостное оживление царило всюду. Городские здания, фабрики и заводы, дворцы и школы одевались в пунцовый бархат, кумач и огненные шелка.
Ребята украшали классы: несли в школу последние цветы поздней ленинградской осени.
Канун праздника совпадал с днем рождения Марии Кирилловны.
Она чувствовала себя за последние дни нездоровой, но все-таки пришла в школу. Именно в этот день ее с особой силой тянуло к своим воспитанницам.
Девочки приготовили две приветственные речи: Аня — от имени совета пионерского отряда, Тося — как староста класса. Все девочки были в парадных белых передниках и отутюженных пионерских галстуках.
Еще накануне они сложились по три рубля и купили прекрасную корзину оранжевых хризантем и два больших букета белых и розовых астр.
Одна Зойка Дыбина не участвовала в общих торжественных приготовлениях. Она смотрела на всю эту праздничную суету одноклассниц с чувством неприязни, зависти и озлобления. Даже когда на перемене после четвертого урока к ней подошла Лиза Гречик и стала, как всегда, болтать о разных пустяках, она ее так толкнула, что Лиза чуть-чуть не свалилась с лестницы.
— Ты с ума сошла! — крикнула испуганная Лиза, хватаясь за перила. — Я-то чем виновата?
— Убирайся, предательница! — прошипела Зойка. — И не подходи ко мне никогда! Слышишь?!
Когда прозвенел последний звонок, возвестивший о конце занятий, и учительница французского языка вышла из класса, девочки начали торопливо готовиться к встрече. Оглядели все вокруг, — не валяются ли на полу какие-нибудь бумажки, — тщательно вытерли доску, выровняли парты, хлопотливо осмотрели корзину с цветами, поправили передники.
Пригласить Марию Кирилловну в класс было поручено Тосе Пыжовой, и та отправилась в учительскую. Все ждали их прихода, стоя у парт, тихонько переговариваясь. Не было только Зойки Дыбиной. Она беспокойно вертелась у окна в коридоре, то поглядывая на школьный двор, то на дверь учительской комнаты. Она так привыкла быть в центре внимания, и вот вдруг оказалось, что она никому не нужна. Никто не интересуется, где она, существует ли она вообще в классе, или никогда не училась здесь. Все вместе, а она — одна. И никому нет до этого никакого дела.
Оскорбленное самолюбие Зойки не давало ей покоя, разжигало одно за другим самые сумасбродные желания. Ей хотелось, чтобы всё, что задумали девочки, провалилось бы, не состоялось, чтобы они плакали от обиды, а она — Зойка — торжествовала. Она мечтала о том, чтобы кто-нибудь вышел и позвал ее в класс, и тогда бы она сказала: «Очень нужно! Буду я еще заниматься всякой дурацкой ерундой! Подумаешь, как интересно!» Да, она нашла бы, чем ответить на это приглашение. Но никто не выходил и не звал ее. О ней все забыли.
Неожиданно она услышала за своей спиной характерные шаги Марии Кирилловны, стук ее палки о плитки пола и громкий, веселый голос Тоси Пыжовой. Зойка не обернулась. Только когда закрылась дверь класса, она, словно притягиваемая магнитом, шмыгнула к двери.
Мария Кирилловна несколько дней не была в школе, и девочки увидели сразу, как она сильно изменилась. Им показалось, что она пополнела, но цвет лица был нездоровым, с матово-желтыми отеками. Только глаза были по-прежнему такими, как всегда, — чистыми и светлыми, словно старость и болезни обходили их стороной.
Девочки стояли перед ней, каждая у своей парты, не нарушая ничем взволнованной тишины класса.
Для этих тридцати восьми девочек, которых Мария Кирилловна, как мать, считала своими детьми, она была не только учителем алгебры и геометрии, но и учителем жизни. Марии Кирилловне было приятно их внимание. Как они выросли, ее питомицы! Сегодня многих из них будут принимать в комсомол. Окончив школу, они выйдут образованными, но станут ли они такими, как Зоя Космодемьянская, Люба Шевцова, Уля Громова? Вероятно, в аттестате Дыбиной по алгебре и геометрии будут стоять четверки, но какова же оценка моральных качеств будущей Зои Викторовны Дыбиной, вступающей в семью советских людей? Вот вопрос, который не мог не волновать Марию Кирилловну. Она заметила, что Дыбиной в классе нет.
Аня и Тося произнесли поздравительные речи. Потом Наташка прочитала свои стихи, посвященные Марии Кирилловне.
Старая учительница была растрогана.
— Дорогие мои девочки! — сказала она. — Наша с вами дружба — это верный залог неоценимых успехов во всех наших больших и малых делах. У меня не так много сил, но их хватит, если я буду чувствовать, что я вам нужна, чему-то могу вас научить, как-то помочь вам выйти на большую и широкую дорогу жизни. Здесь, в этих стенах, вы — мои дети, и потому я всегда радуюсь вашим успехам и горюю при неудачах. Я горячо благодарю вас за трогательную встречу, за сердечные слова, выраженные в стихах и в прозе, за эти прекрасные цветы. Их так много, что мне даже не унести…
