Наследники СМЕРШа - [13]

Объект оказался намного сложнее, чем полагал капитан. Тесного делового взаимодействия между руководителями военной разведки и контрразведки в то время не было из-за капризности начальства. Руководители ГРУ нередко скрывали факты вербовочных подходов спецслужб противника к отдельным своим офицерам за рубежом, вынуждая военных контрразведчиков тратить оперативное время на установление этих фактов и фактически действуя параллельно. На это уходило много времени, сил и средств. Руководство военной контрразведки КГБ смотрело на ГРУ свысока. Мешал человеческий фактор — амбиции. А вот оперативные офицеры с той и другой стороны понимали, что гордыня мешает общему государственному делу.

Чекисты получали все новые и новые данные об активизации работы ЦРУ и других разведок стран НАТО по отношению к личному составу ГРУ за рубежом. Дела оперативного учета росли, как грибы. Почти у каждого работника второго отделения в производстве были сигналы, дела оперативных проверок (ДОП), а у некоторых дела оперативных разработок (ДОР), у каждого более двух десятков негласных помощников и такое же примерно количество доверенных лиц, работа с которыми требовала полной самоотдачи.

В своей основе сотрудники второго отделения 1-го отдела 3-го Главного управления представляли собой золотой фонд военной контрразведки. Это была кузница профессионалов — охотников за шпионами («кротами», «оборотнями» и пр.), а ГРУ для них представляло ту «десятку», куда целился и всегда будет целиться противник. Оперативники, работавшие в ГРУ, активно взаимодействовали и с подразделениями внешней контрразведки ПГУ КГБ, которым в то время руководил разрекламированный и обласканный «демократами» первой волны конфликтный генерал Олег Калугин. Кстати, сегодня Калугин проживает в США — сбежал и приторговывает там, как коробейник-офеня, секретами. Есть все основания считать, что он был завербован американцами.

Как-то Стороженко зашел на доклад к Петриченко и неожиданно стал свидетелем его резкого разговора по телефону с каким-то генералом. Как потом выяснилось, это был Калугин. Разговор шел о проколах его подразделения в обеспечении безопасности военных разведчиков за рубежом.

— Вы почему поганите людей? Кто вам дал право нарушать принципы конспирации? С вашими капризными неучами наши люди не хотят работать… Я хочу, чтобы вы наконец поняли, что мы вместе делаем одно общее дело. Все, не надо мне никаких оправданий…

Положив трубку, он с досадой произнес:

— Ну совсем зажрались блатные… Откуда у них будет ответственность? Их же все боятся потревожить. Грязная все же эта личность — Калугин, — в сердцах проговорил начальник отделения…

Время неумолимо отсчитывало генсеку последние дни. Сообщение о кончине Л. Брежнева пришло неожиданно, ноябрьским утром. Состоялся скоротечный траурный митинг, а через несколько дней главой страны стал Юрий Владимирович Андропов, деятельность которого в народе в целом оценивалась положительно. Сотрудники воодушевились. Стрелка внутриполитического барометра поползла в сторону наведения порядка с перспективой реального реформирования в области экономики, активизации борьбы с преступностью, чего и требовали простые граждане. Арест нескольких милицейских генералов-взяточников (сегодня бы их назвали «оборотнями»), снятие с должности шефа МВД говорили о том, что новый генсек на правильном пути.

Перегибы по вине местных властей, а может, и с целью компрометации политики Андропова, — незаконные задержания праздношатающихся в рабочее время, — к сожалению, были. И все же люди вдохнули свежесть перемен к лучшему после брежневского благополучия, названного застоем. Страна заметно стала подниматься.

Андроповская попытка государственной стабилизации, к сожалению, не увенчалась успехом — слишком короткий срок был определен судьбой этому честному политику. После его ухода из жизни начался трагикомический спектакль, в котором роли играли люди, далекие от высокого профессионализма в деле государственного строительства.

Личный состав отделения жил напряженной жизнью — ему не до политики. Это были люди, увлеченные сложной работой контршпионажа и действительно «живота не жалеющие ради безопасности страны». Головы пухли от планов контрразведывательных операций. Именно в это время Стороженко назначили сначала заместителем, а потом и начальником легендарного второго отделения, которым недавно руководил Петриченко. Это радовало. Продолжение традиций старших поколений воодушевляло в работе.

Оперативники трудились в напряженной обстановке. Но уже тогда появились нездоровые тенденции — уравниловка делала свое черное дело. Лодыри, трусы, блатники, окунувшись в «прелести» работы агентуристов, старались лечь «на крыло», чтоб улететь в другие, вспомогательные подразделения. Они не желали работать там, где был постоянный риск от зари до зари. Платили ведь всем одинаково, только работалось по-разному. Дело доходило до того, что на совещаниях оперативники прямо ставили вопрос: когда им поднимут оклады? Однако никто не реагировал на требования чекистских «шахтеров». Чиновничий же аппарат КГБ жил беспроблемно: высокие оклады, спецталоны, спецпайки, персональные машины, по рангам дармовые дачи. Для оперативников давалась одна привилегия: более половины из них получали компенсацию за единые проездные билеты, остальные ждали очереди. О дачах и личных машинах никто не думал — не было ни денег, ни времени.