Наследники империи - [19]

— Бай-баланцы — исключительно мирные люди. Терпимость их поражает воображение чужеземцев, но вам это не бросится в глаза, поскольку мы пришли сюда в разгар семидневной ярмарки, устраиваемой два раза в год по случаю уборки урожая. Заморских купцов в это время здесь нет из-за сезона штормов, зато в город съезжаются рыбаки и землепашцы со всей округи. Приехавший сюда люд продает, покупает и веселится от души, да и когда им еще пошуметь и побуянить?.. — Рашалайн учтиво раскланялся со стариками, беседовавшими возле лавки ле-пешечника, и те, замолчав, начали в ответ истово трясти головами в войлочных шапочках. — Дней через пять-шесть начнутся проливные дожди, за ними наступит время сева… Приветствую тебя, почтенный Шисанг! Как поживают твои внуки?

— Рад видеть тебя, многомудрый Рашалайн! Да продлит Шимберлал твои дни! Никак ты решил вернуться в наш город?

— Тебе ли не знать, что бывает время уходить, как бы ни тянуло остаться, и приходит пора возвращаться, хотя, казалось бы, делать это уже незачем? Удивительно похорошел Бай-Балан с тех пор, как я был тут последний раз…

Оглядываясь по сторонам, путники видели лишенные каких-либо украшений, неказистые на вид деревянные или сложенные из необожженного кирпича дома в один-два этажа; скучные заборы, пыльные, немощеные улицы с выгоревшими тентами над головами ленивых торговцев; пересохшие, заваленные всякой дрянью арыки и гудящих мух, сверкающих и переливающихся под лучами жарящего во всю мочь солнца не хуже сапфиров и изумрудов. Наверно, надо хорошо знать и любить этот город, чтобы найти в нем что-то привлекательное, подумал Мгал и, наблюдая, как загорелая женщина в белых одеждах подводит к Рашалайну свою дочь, а старик бормочет благо-пожелания, опустив ладонь на русоволосую голову шес-ти-семилетней девчушки, неожиданно вспомнил Менгера. Внешностью и манерой держаться отшельник нисколько не походил на его учителя, и все же что-то общее между ними определенно было.

Чем ближе к центру города подходили путники, тем больше людей останавливалось, чтобы поздороваться с Рашалайном, переброситься с ним несколькими фразами.

— Тебя здесь помнят и любят, несмотря на то что ты не появлялся в Бай-Балане больше четырех лет. Значит, не такая уж короткая у людей память, как на то принято сетовать! — промолвил Гиль, не скрывавший своей симпатии к старику, сразу пришедшемуся ему по душе. Наблюдая, как юноша врачует Мгала, Рашалайн дал ему несколько советов и живо напомнил Гилю Горбию — старого деревенского колдуна из его родной деревни.

— Память людская устроена поистине странно! Порой она годами хранит то, что следовало бы забыть как можно скорее, а порой оказывается не в состоянии хотя бы день удержать то, что надлежит помнить всю жизнь, — Рашалайн покосился на Батигар. — В том, что меня здесь помнят, ничего особенного нет. Я прожил в Бай-Балане почти десять лет, а за это время можно успеть намозолить глаза великому множеству людей.

Батигар сделала вид, что не слышит отшельника, хотя губы ее так и кривились в горькой усмешке. Неужели он думает, что когда-нибудь она сможет забыть сказанное им о Тайгаре? Неужели этот старый чудак не понимает, что слова его засели в ее мозгу крепче, чем загнанные в древесный ствол гвозди? Ведь гвозди, даже обросшие с годами плотью дерева, можно вырвать, вырезать, вырубить, а запавшие в память слова навсегда останутся в ней, как песчинка в раковине моллюска. Вот только едва ли произнесенное Рашалайном со временем превратится в светлую и драгоценную, шелковистую на ощупь, радующую глаз жемчужину… Увы, скорее всего сказанное им будет подобно занозе гнить и нарывать в ее душе до самой смерти.

Что ж, правда, как горькое лекарственное снадобье, в этом случае полезней лжи во спасение, попыталась Батигар оправдать отшельника и поняла, что ни в каких оправданиях тот не нуждается. И вспомнился ей почему-то Юм, не солгавший принцессам даже под угрозой немедленной смерти. И, странное дело, здраво рассуждая, она должна была ненавидеть исатейского пророка, а вспоминала его с симпатией и чувством неискоренимой приязни…

— Тебя здесь в самом деле любят и, верно, не дадут в обиду, — обратился Мгал к Рашалайну после того, как тот закончил обмениваться любезностями с каким-то богато одетым стариком. — Приятно видеть, что люди помнят оказанные им некогда услуги, однако, двигаясь таким темпом, мы рискуем и к ночи не добраться до таверны, в которой ты посоветовал нам остановиться.

— Друзья мои, мне, право же, неловко задерживать вас, истосковавшихся по бане, приличной еде и питью. И раз уж не хотите вы остановиться в доме одного из этих добрых горожан, предложивших нам свое гостеприимство, то не лучше ли нам на время расстаться? Здесь мне в самом деле нечего опасаться Фараха, да и вряд ли он в ближайшие дни доберется до Бай-Балана.

Добрые горожане в самом деле несколько раз приглашали Рашалайна остановиться в их домах, но справедливости ради надо отметить, что приглашали они только его и никого больше. У Мгала уже мелькала в голове мысль, что отшельнику удастся значительно лучше уладить свои дела, ежели он отделится от компании подозрительных оборванцев, каковыми они являлись в глазах бай-балан-цев, однако северянин не мог придумать, как бы половчее сказать это, чтобы невзначай не обидеть старика. Воспользовавшись тем, что Рашалайн сам заговорил об этом, Мгал тотчас согласился с его предложением и, пожелав старцу удачи, выразил надежду, что они еще встретятся до того, как тем или иным способом решат покинуть Бай-Балан.