Наследники Фауста - [119]

И еще одно: если наш ближний слишком увлечен своей бедой, неплохое утешение — напомнить ему о наших бедах. Ибо не может быть совсем несчастным тот, кто сам оказывает помощь. Потому я, выждав малое время, напомнила Янке, что у меня также пропал любимый, и коли уж она победила силы, обитающие в зеркале, то не будет ли она так добра попытаться еще раз?.. За то, что она сама не взялась искать моего супруга вместо своего шляхтича, я ее не укоряла даже мысленно. Много я в первую пору моей любви думала об иных людях, и о самой Янке, и об ее матери? Она же, укоряя себя, немедленно схватилась за зеркало. Однако первая попытка, а также вторая и десятая, были безрезультатны. То ли Кристоф действительно был в Индийских землях (мне не хотелось называть их «Новым Светом», слишком уж это походило на «иной мир»), и это было чересчур далеко, то ли для решения сей задачи Янке недоставало мощной стихии влюбленности, то ли, напротив, влюбленность была помехой — ибо раз или два, когда в зеркале складывалось изображение и проступало лицо, я успевала различить черные волосы… — В таких случаях Янка сама смеялась над своей ошибкой, и это казалось мне добрым знаком.

Глава 10

Мы сошли с гор: теперь они остались к западу, а к востоку, должно быть, тот страшный лес, о котором рассказывал мне испанец в Коро, — с веселыми аборигенками и кровожадными рыбами. Но сам я пока ничего подобного не видал.

В деревне, где мы остановились, была роженица со спинным предлежанием. По их правилам, в этом случае делают кесарево сечение, от чего женщина, разумеется, умирает, зато ребенок остается в живых. Но госпожа Исабель вошла к ней, а затем пришла ко мне и сказала, в чем беда. Я научил ее, как делать поворот на ножку — ибо мне тоже было позволено войти в запретную хижину, то ли потому, что я светлокожий и следовательно, не совсем человек, а скорее бог или демон, то ли потому, что за меня поручилась госпожа Исабель. Мать (совсем девчонка, постыдно молода, хорошо коли есть ей четырнадцать) сегодня жива, также и ребенок, однако в хижине, куда ее принесли, я не заметил никого, кто мог бы быть его отцом, а мальчик показался мне очень светлым. Вполне возможное дело в этой несчастной стране.

Я спросил, какое имя дадут малышу. Мать роженицы, когда уразумела вопрос, долго смеялась. Рано еще давать имя, ответили мне, пусть сперва проживет год или два.

Но удивительно другое: на меня с самого начала глядели без ненависти, хоть я и соплеменник оскорбителя. Полагаю, дело все же в том, что я пришел с госпожой Исабель. Ей и здесь оказывают сугубое почтение, бьют земные поклоны. Хотел бы я знать, кто она среди своих: родственница убитого короля, великая чародейка, жрица верховного божества или, быть может, все это сразу?

Дьявольская насмешка: держать на руках чужого младенца, в то время как на другой стороне Земли чужие люди берут на руки моего сына или дочь. Срок как раз подошел. Здесь младенец лежит на груди у черноволосой девочки, освещенной пламенем курного очага, а я думаю о тебе: в какой ты комнате, кто сидит возле тебя, свежи ли простыни и нет ли сквозняка. Мария, у тебя все благополучно, не правда ли? Быть не может, чтобы ты опередила меня, быть не может, чтобы я этого не почувствовал. Снова мне давали золота, и снова я отказался — из суеверия: пускай и тот врач, что придет к тебе, не возьмет слишком много. Но Хельмут, сукин сын Хельмут? Чтоб у него отсохли руки, которые он протянет к тебе!..

Госпожа Исабель спросила, что меня печалит. Я сказал ей, и она ответила: «Если хочешь узнать о своем враге и о жене, могу в этом помочь». Она говорила серьезно, и я согласился. Когда неоткуда ждать помощи, обратишься и к языческим демонам. К слову, отец Михель утверждает, что их боги суть личины, в которые облекается дьявол. Ну что ж, если встречу в капище господина Шварца, поприветствую его, а там как выйдет. Жить в неведении я более не в силах.

Способов, коими гадают о будущем и сокрытом настоящем, у индейцев великое множество. Однако метода, которую сперва предложила госпожа Исабель, меня поразила и ввергла в смущение. Добро, если бы дело шло о медицинском диагнозе, но будущее, по моему мнению, распознавать все-таки вернее по звездам — да и пристойнее. (К слову, среди индейцев есть и астрологи, но все они, как я понял, мужчины, так что Исабели эта наука неведома.) Я сказал, что моя вера порицает подобное. Госпожа Исабель спросила, иная ли у меня вера, чем у испанцев. Я честно и откровенно ответил, что да, иная, и тогда она предположила, что моя вера дозволит другой способ.

Оказалось, на сей раз она говорит о том самом рвотном зелье. Пьют его не только на праздниках, но и в тех случаях, когда нужно получить ответ на вопрос. Для этого уходят в особые места, где сооружены шалаши из веток. В этих шалашах они и вкушают снадобье, предводительствуемые колдуном, под пение и музыку. Что происходит затем, я не вполне понял, наш испанский, мой и ее, не так хорош. Человек получает ответ на свой вопрос либо — здесь госпожа Исабель указала сначала вверх, потом вниз, себе под ноги. Не исключено, что она подразумевает вознесение души и могилу для тела. Я бы не стал предлагать пациенту опасного лекарства, если только болезнь сама по себе не представляет смертельной угрозы, но индейцы, сдается мне, думают о смерти иначе. Может быть, это зелье иным помогает, а иных убивает. Следовало ли соглашаться, не знаю, но я согласился. Тогда она задала мне еще некоторые вопросы, тоже смущающие и бесцеремонные, и ответами осталась довольна. Все произойдет через неделю или дней десять, когда мы спустимся в долину и устроим привал.