Наследники Борджиа - [23]

— Как мне не помнить, госпожа? — Испанец помрачнел, потупившись. — Получше, чем о чем-нибудь ином.

— Так вот, чтоб избежать всех этих вполне возможных для нас неудобств, хочу я, чтоб Виктор, оказавшись в крепости с Никитой, открыл нам тихомолком ворота монастыря и проложил путь к Успенскому собору, где хранится Цветок Луны. Решаюсь я на это оттого, что не очень-то надеюсь на устрашения Ридфора и его воинов. Если князь Никита успеет прибыть в монастырь, да еще с царскими стрельцами, неровен час его никакой Ридфор не испугает. А я сыграю древнюю игру, известную еще от Гефсиманского сада, где Иуда поцеловал Христа, выдав его стражникам. Я сделаю ставку на хитрость и на жадность, которая, как сам ты видел, не один раз уже помогала нам, если ее умело использовать. Виктор попадет в монастырь с Никитой, с нами ему ехать нельзя. Как он потом объяснит свое появление? Покажется неправдоподобным и возбудит ненужные подозрения. А тут — все чисто. Исполнен благодарности, желает отслужить и так далее… Дружка своего тоже с собой возьмет, разумеется. А когда время настанет, ты сумеешь шепнуть ему, что надо делать. Он же хочет получить свои вожделенные бумажки и потратить их у себя на широкую ногу? Вот и получит. Но потом. В Лазурном Замке, из рук Маршала Храма.

— Вы полагаете, госпожа, — осторожно поинтересовался Гарсиа, — он согласится на подобное?

— Согласится, — уверенно ответила Вассиана, — Он уже согласился. Занял нашу сторону. Так что теперь отступать поздно. Тем более, что все его интересы — в моих руках. Кто еще его домой на четыреста лет вперед отправит? Тетка Лукинична с Грушей, что ли? Или Сомыч? Вот то-то. Только сразу ты ему все наши карты не открывай, — предупредила княгиня, — скажи пока, чтоб слушался Никиты и смирно ждал, когда ты его найдешь. А там видно будет. И поди сейчас растолкай его. А то он спит наверняка у печки. Пусть немедля к подруге своей собирается за голубцом и готовит речь убедительную, чтоб Никита его с собой на Озеро взял. Подскажи ему, если надо.

* * *

Проспав несколько часов без снов, Витя проснулся, но глаза открывать ему не хотелось. Мысленно он прокручивал в памяти события только что минувшего дня, и воображение уже рисовало ему сладостную картину, как капитан де Армес приплывает на своей галере из заоблачной дали — представить себе перемещения по времени более подробно у Вити все-таки не хватало фантазии, поэтому он ограничился «сероватыми волнами неизведанного», подсказанными, кстати, каким-то виденным уже давно кинофильмом, — сходит по трапу на берег, может быть даже Белого озера, и на глазах у очумевшей публики, среди которой, конечно же, стоят Груша, Стешка, Аукинична и Сомыч, вручает Вите большой кожаный чемодан, напоминающий чем-то кейсы Джеймса Бонда из американского боевика. А Витя? Ну, Витя, как учили, от награды всячески отказывается. «Скромность украшает работника лучше высоких наград», — подобное, бывало, Витя нередко слыхал в своей конторе. Однако руководство в лице княгини Вассианы и капитана де Армеса проявляет настойчивость. Они уговаривают Растопченко, прямо бегают за ним по полянке. И наконец, смущенно покраснев, Витя принимает дар под жаркие аплодисменты публики. Де Армес просит его раскрыть чемодан. Витя расстегивает железные пряжки — а там… Столпившийся вокруг люд ахает от восторга. Ровненькими пачечками «плечом к плечу» сложены еще пахнущие американской типографией новенькие зелененькие бумажки. Они лежат, лежат, лежат… Лежат! Целый миллион долларов! Без шуток. В публике — бурные овации. Десятки корреспондентов — откуда они взялись на Белом озере, в шестнадцатом веке, — неважно! Какой триумф без прессы? Так вот, десятки корреспондентов бросаются к Вите, стремясь обогнать друг друга, чтобы взять у него интервью. Кто-то падает, споткнувшись о кочку. Вокруг Растопченко — вспышки фотоаппаратов, суета, толкотня. Все спрашивают, как ему удалось достичь столь невиданных успехов. Смазливые девушки в мини-юбках недвусмысленно намекают о встрече наедине.

Вдруг все смолкает. Толпа расступается. По красной ковровой дорожке к Вите направляется Президент Путин. Он долго жмет руку своего коллеги. Говорит о высоком долге чекиста, о чистой совести, горячем сердце и обо всем прочем, что оба они заучили наизусть еще в юности из уст Иоганна Вайса по кинофильму «Щит и меч». В ответ Витя, прижав чемодан к сердцу, роняет скупую слезу признательности, благодарит свою советскую Родину, которой обязан всем, Феликса Эдмундовича, долгие годы служившего ему примером в трудной борьбе, и клянется продолжать свою деятельность в том же духе на благо… На этом торжественный митинг по случаю награждения героя заканчивается. И Витя предается красивой жизни, которая теперь ему доступна во всех ее соблазнах. И начинается она, конечно, там, где Витя многие годы своего безденежья мечтал побывать, не имея ни малейшего шанса когда-нибудь осуществить свои желания, — во Франции, в Ницце, на Лазурном берегу.

На первый взгляд по его представлениям картины этой жизни отдаленно напоминают приключения веселого жандарма из Сен-Тропеза в исполнении Луи де Фюнеса. Те же витиеватые дорожки, обсаженные пальмами и апельсиновыми деревьями над синим морскими заливами, где у белых пристань качаются на волнах богатые белоснежные яхты с разноцветными парусами. Те же фешенебельные курорты вдоль морской полосы, куда ни кинь глаз. Те же желтоватые пляжи, сплошь утыканные яркими зонтиками от солнца. И те же загорелые длинноногие француженки в пикантно открытых купальниках и широкополых шляпах с лентами, как будто только сошедшие со страниц модного журнала.