Наследник Тавриды - [17]

Воронцова хозяин южных поселений принял с напускным радушием. Его линии вклинивались в наместничество Михаила Семеновича, но не подлежали административному контролю генерал-губернатора. Им предстояло сглаживать неизбежные трения. А значит, визит нового наместника оправдан. Конечно, лучше было бы, если бы должности начальника южных поселений и генерал-губернатора Новороссии соединялись в одном лице. Витт изо всех сил намекал на это государю. Но Александр Павлович придерживался римского изречения: «Разделяй и властвуй». Он не позволил Витту слишком усилиться, но в утешение приказал следить за Воронцовым. Это поддерживало у агента надежду, что рано или поздно он сумеет подловить графа на чем-нибудь предосудительном.

Сложность заключалась в одном: отправляя Михаила Семеновича из столицы, государь сказал ему, что Витт претендовал на его место. И теперь Воронцов держался настороже. Подобная информация очень полезна, когда не хочешь, чтобы люди сговорились друг с другом против тебя. Александр Павлович мастерски владел этим оружием.

Рассыпаясь во взаимных любезностях, два начальствующих лица прошли на веранду графского дома, где был накрыт стол.

— А ваша супруга еще не изволила прибыть в Одессу? — осведомился Витт. — Вы, как я слышал, недавно женаты и, должно быть, скучаете?

— Дамское общество всегда облагораживает жизнь, — улыбнулся Воронцов.

— В таком случае позвольте представить вам мою добрую подругу графиню Каролину Собаньскую.

На веранду вошла высокая величественная женщина лет тридцати и с самым приятным видом подала гостю руку для поцелуя. Михаил Семенович знал, что Витт и его любовница живут не скрываясь. Впрочем, происхождение и богатство дамы позволяло ей с блеском нести свою скандальную репутацию. Как человек светский, Воронцов не позволил себе ни жестом, ни словом обнаружить истинного отношения. Он повел себя с изысканной любезностью, ухаживая за Каролиной, как ухаживал бы за всякой женщиной своего круга. Его безупречное поведение понравилось хозяевам, и за столом завязалась непринужденная беседа.

При этом госпожа Собаньская с любопытством разглядывала нового мужчину. Она признала гостя красивым. И весьма желанным. Михаил посчитал ее наглой. Он несколько раз поймал себя на том, что непроизвольно упирается глазами в вырез ее платья. Каролина заметила это и громко рассмеялась. Ее невинное кокетство рассердило графа, он постарался взять себя в руки и во все остальное время смотрел на супницу.

При первой встрече дела не обсуждались. Высокие стороны ограничились заверениями в любой момент разрешать все возникающие споры и оказывать друг другу полное содействие. За сим Воронцов удалился.

— Что ты о нем скажешь? — спросил Витт, когда они с Каролиной остались с глазу на глаз.

— Весьма-а, — протянула женщина и, спохватившись, добавила: — Весьма опасен. Умен. Осторожен. И многое знает.

Витт кивнул. Он доверял ее интуиции.

— Я того же мнения. С ним будет трудно.

На губах госпожи Собаньской расплылась дразнящая улыбка.

— Всякого можно на чем-нибудь поймать. Граф — человек с двойным дном. Под всеми его деловыми качествами он мягок и честен. Такие люди часто совершают промахи. Из самых лучших побуждений.

— Каролина, душа моя, — взмолился Витт. — Ты должна стать к нему поближе. Я же видел, как он на тебя смотрел! Немного сведений из его частной жизни нам не повредит.

Оба не имели ни малейшего понятия, что в этот самый момент на дороге у балки наместник совершает искомый промах.

Казначеев и Фабр нагнали его карету верхом. В первую минуту граф подумал, что Витт послал ему сопровождение. Но, выглянув в окно и узнав скачущих, вскрикнул и застучал кулаком в стену, требуя остановиться. Несколько мгновений все трое не могли сказать ни слова. Потом Казначеев заревел, как младенец. Фабр затараторил, силясь втиснуть в несколько фраз все пережитое. А граф схватил обоих за руки и втянул в экипаж.

— Я вас обыскался! — воскликнул он с такой досадой, словно сослуживцы были виноваты, что их загнали в поселения. — Черт дери! Вы, оказывается, здесь. И что прикажите делать?

Вопрос не требовал ответа. Из линий увольнения не бывает.

— Батюшка, Михаил Семенович, — возопил Казначеев, порываясь прямо в карете встать на колени. — Христом Богом молим. Сдохнем мы тут! Не выдавайте!

Как бы Фабру не было стыдно за друга, он почел долгом от себя добавить:

— Истинная правда. — И перекрестился. Почему-то справа налево, хоть и был католиком.

Несчастный вид и странные манеры товарищей произвели на Воронцова тяжелое впечатление. Прав Шурка, здесь из дворян холопов делают.

— Оставайтесь, — отрывисто бросил он. — Скоро выедем из поселений. Я вас спрячу.

Глава 4 Неприятности

Кишинев.

В субботу утром генерал Сабанеев въехал в Кишинев и не узнал города. Из тихого провинциального убожества он вдруг превратился в караван-сарай. Вместо двенадцати тысяч теснилось до пятидесяти. А вокруг, сколько хватало глаз, табором раскинулись кибитки, телеги, палатки и цветные шатры. Беженцы из Греции, Молдавии и Валахии запрудили Бессарабию шумной, многоводной рекой. Они галдели, требовали еды, места для житья, защиты от турок. Несчастный наместник Инзов не знал, что с ними делать.