Наследник семейного проклятья - [14]

Она заметно заволновалась. Только потом она дрожащим голосом ответила:

– Я в интернете дала объявление. Я проверяла разные картины на подлинность. За это мне платят хорошие деньги.

– Ого! – усмехнулся Зубов.

– Что? – занервничала Стрельцова.

– Да, ничего, ничего. Просто, ты никогда мне про это не рассказывала. Я не ожидал, – пробормотал Дмитрий.

Опять повисла тишина. Небо тем временем стало уже совсем темным. Освещали парк только фонари, стоящие вдоль аллеи с интервалом в два метра. Их скамейка плохо освещалась. Их освещал лунный свет. Глянув на луну, по ее телу сразу пробежала дрожь, а он просто смотрел на нее, будто хотел что-то ей сказать.

– Романтично-то как! – протянул, улыбаясь, Зубов.

Она обиженно посмотрела на него.

– Дурак ты Зубов! – прокричала она и встала, став напротив него. – Что ты от меня хотел?

– Поговорить.

– О чем? О деле?

– И об этом.

– Дима, к нам это дело не имеет никакого отношения! Пойми!

– Не хочу ничего понимать! У моего друга первое дело! И я должен ему помочь! Вот, что я понимаю!

– Ты ему уже, как мог, помог!

– Нет. Я помогу ему с расследованием! Ты со мной?!

Она махнула рукой куда-то в сторону и опять села возле друга.

– Рассказывай мне все по порядку, – потребовала Варвара.

– Ладно. Ладно. Мне вчера позвонил мужчина. Представился биографом династии Романовых. Сказал, что ему нужна вся информация о золотой подвеске, созданной в XIX веке придворным ювелиром для Александры Федоровны. И вот, спустя сутки после ее создания, она пропадает. До наших дней ее так и не нашли. И представь мое удивление, когда сегодня я увидел на кровати убиенных эту самую подвеску, – возбужденно говорил Зубов.

– Представляю. У меня было все то же самое, но без биографа и с картинами Кто и как был убит?

– Володька мне говорил, что какие-то Елена и Максим. Елена – Краснова, а Максим – поляк. Их убили, отрубив головы топором и подвесив их за руки на люстру в холле.

– Аааа, вот почему была такая огромная лужа крови!

– Ну, да.

– И ты не знаешь, откуда у них картины и подвеска?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Ладно. Поздно уже. Я пойду домой. Поедешь ко мне?

– Зачем?

– Ну, чаю попьем. Поговорим. Когда мы в последний раз говорили по душам?

– Очень давно.

– Ну, вот, видишь? Поехали.

Он встал. Она тоже встала.

– А от меня Рая ушла.

Она выдохнула.

– Ну, вот, видишь?! Поговорим про уход Раи.

Они сели в свои машины и поехали к Варваре. Говорили они до трех часов ночи. Чаем там, естественно, не ограничилось. Они пили итальянский коньяк. Но благодаря отметке на бутылке, остались трезвыми.

ВЛАДИМИР

Владимир дико волновался, ведь сейчас он в первый раз будет отчитываться перед начальником. Страх стал набирать обороты, когда молодой следователь Поляков понял, что рассказать-то ему и нечего. Он метался из стороны в сторону перед дверями кабинета Говорова, пытаясь придумать хоть что-то. Хоть какой-то факт, которого хватит, чтобы Илья Григорьевич от него отстал.

Но вскоре Говоров сам вышел из кабинета, хмурясь, посмотрел на Владимира Сергеевича и пригласил его в свой кабинет. Поляков входил туда как на казнь. Хотя, сейчас, и будет казнь.

Илья Григорьевич Говоров славится своей справедливостью. Он хвалит, когда дело раскрыто, ругает, когда у тебя ничего нет. Может даже уволить. Хоть бы он сейчас его не уволил.

— Ну, Поляков, рассказывай, — произнес Говоров, усаживаясь в свое кресло.

Поляков закрыл дверь кабинета и остался стоять у двери. Подходить к столу начальника было невероятно страшно.

— Что рассказывать? — почти потерял дар речи Владимир Сергеевич.

Говоров рассмеялся. Он прекрасно понял, что Поляков ничего нового за эти полдня так и не узнал. Но отпускать его просто так нельзя. Надо что-то ему сказать.

— Владимир Сергеевич, вы вообще ничего не узнали? — спросил он.

— Да, — ответил Поляков.

— Ладно. Иди. Отчитаешься передо мной завтра. И завтра я жду от тебя нормального отчета, а не как сегодня!

— Спасибо, Илья Григорьевич, — благодарил начальника Поляков.

— Все, иди, — замахал руками Говоров.

Поляков поспешил уйти. Это был единичный случай, когда Говоров не кричал. Эта невероятная снисходительность проявлялась чуть ли не раз в два года. И Владимир Поляков был чрезмерно счастлив тому, что начальник не кричал на него.

ЗАПИСЬ ИЗ ЕГО ДНЕВНИКА

Однажды я вошел в кабинет отца, моего настоящего отца. Двери его кабинета не открывались ни мной, ни матерью очень долго. И какого было мое удивление, когда я увидел, что эта дверь была не заперта. Я вошел внутрь. Ящички в столе были приоткрыты. Когда я в последний раз выходил из этого кабинета, все эти ящички были заперты на ключ, хранящийся у матери.

Я заглянул в приоткрытые шкафчики и был в полнейшем замешательстве – куда-то делись все его эскизы и наброски. Его последние, так и не воплощенные в жизнь идеи! Они тогда лежали здесь, а теперь их нет! Это мама забрала?! Но зачем они ей?! Или… это мой отчим забрал?! Украл ключи у матери и забрал эскизы. Зачем они ему?! Продать?

Признаться, я и сам иногда думал о том, чтобы продать эти эскизы. Тогда еще они не были мне понятны. Они не представляли никакой ценности ни для меня, ни для моей матери! Но я прекрасно понимал, что они дороги влиятельным и весьма состоятельным людям, которые легко могут заплатить хорошие деньги за эти непонятные мне чертежи.