Наследник Робинзона - [45]

Перед полуночью весь наличный экипаж каждой шлюпки был разделен на три смены, из которых две ложились спать, а третья продолжала грести.

Подложив под голову захваченную с собой смену платья и белья, все, кто не был на очереди, заснули крепким сном.

Поутру оказалось, что шлюпки немного разбрелись, но к полудню все они собрались вокруг командирской, чтобы, как было условлено, поделиться своими наблюдениями и сообщить друг другу свои вычисления пути и направление.

Оказалось, что шлюпки за это время прошли около двадцати девяти морских миль, но при этом все уклонились к югу более, чем бы следовало.

Это общее отклонение всех шлюпок в одном и том же направлении и на одинаковое число градусов, несомненно, свидетельствовало о существовании здесь какого-нибудь морского течения. Приняв в расчет силу и влияние этого течения, решено было продолжать путь, держась направления острова Пасхи.

— Карта этих морских течений по настоящее время еще весьма неудовлетворительна, — сказал командир, — нам хорошо знаком только один Гольфстрим, это могучее течение, берущее свое начало в Мексиканском заливе и впадающее в полярные арктические моря, проходящее через весь Атлантический океан с быстротой, превышающей быстроту течения Миссисипи и Амазонки, при количестве теплых вод в 1200 раз большем…

— Но скажите, капитан, — обратился к нему Чандос, — каким образом определяют направление этих течений? Я положительно не замечаю никакого течения ни в том, ни в другом направлении.

— Оно и действительно не заметно для глаза, частью вследствие громадных масс воды, которые эти течения увлекают за собой, частью вследствие отсутствия берегов, которые помогают нам давать себе отчет в этом движении. Что же касается направления этих течений, то оно определяется такого рода коллективными наблюдениями, как наше нынешнее например, — в результате которых получаются самые несомненные данные относительно этого вопроса, и если таким путем не всегда удается проследить фазу направления целого течения, то все же известной части его. Так, например, было открыто Китайское морское течение в северной части Тихого океана, и в этих водах, где мы теперь находимся, течение Гумбольдта, но, кроме того, существует еще множество таких течений, которые нам неизвестны.

Таким образом, в беседах и разговорах время шло незаметно, очередные гребцы сменялись аккуратно, дисциплина повсюду царила строжайшая, и надежда достигнуть острова Пасхи становилась все менее и менее невероятной. Все как-то особенно легко освоились с новым порядком вещей, матросы рассказывали поочередно друг другу различные удивительные происшествия из жизни моряков и, как следовало ожидать, Комберусс был в этом отношении не из последних. Дамы перелистывали карманные романчики, захваченные ими на всякий случай. Поль-Луи и Чандос, сменившись с очереди, ложились и засыпали богатырским сном, только Кхаеджи ни на минуту не смыкал глаза и держался настороже, так как случайно заметил удивительный факт.

Господин Глоаген, которого никакие невзгоды не могли заставить позабыть об излюбленном предмете его изучений и исследований, пользуясь свободной минутой всеобщего затишья, когда, как казалось, все забыли о нем, достал из внутреннего бокового кармана сюртука свой драгоценный портфельчик, содержащий в себе знаменитую золотую пластинку из Кандагара. Уже в тысячный раз разглядывал и изучал ее археолог, мысленно складывая по слогам каждое слово. И вид этих научных занятий был до того нестерпим для Кхаеджи, питавшего непреодолимую антипатию и суеверный страх к этому предмету, что он, чтобы не видеть этого, отвернулся и повернулся лицом к носовой части шлюпки.

Вдруг его поразило одно движение То-Хо.

Кули вздрогнул, вскочил на ноги, вытаращил глаза и впился взглядом, в котором выражалось и недоумение, и благоговейный страх, и злобная ненависть, в эту злополучную пластинку. До настоящего момента То-Хо не трогался с носовой части шлюпки, где он сидел, скорчившись, как загнанный зверь, ел и пил, что ему давали; даже когда ему вкладывали в руку весло, то он работал им наравне с другими, пока его не сменят и не прогонят, но ко всему относился совершенно безразлично.

Но теперь не могло быть ошибки: этот горящий взгляд, взгляд, полный ненависти и злобы, вместе с непреодолимым желанием обладания данной вещицей, отнюдь не походил на взгляд идиота.

Между тем господин Глоаген положил свой бумажник обратно в карман, а То-Хо, заметив, что за ним наблюдают, тотчас же поспешил снова впасть в свою обычную бессмысленную апатию, а затем сделал вид, будто спит.

Но в душе Кхаеджи уже проснулось подозрение, и усыпить его было нелегко. Давно уже в нем жило убеждение, что причиной всех несчастий, постигших в последние годы полковника Робинзона и его детей, являлась эта самая проклятая Кандагарская пластинка, которой он приписывал даже и гибель «Юноны». Но почему же это отверженное существо, этот пария, этот идиот так живо интересуется этой золотой дощечкой?.. Почему он вдруг, точно от прикосновения электрической искры, вышел при виде ее из своего обычного физического и морального оцепенения? Почему поспешил он снова принять прежний вид бессмысленности и апатии, как только заметил, что за ним наблюдают? Следовательно, он прикидывался все время, старался казаться не тем, что он есть на самом деле. Но в таком случае, что он за человек? Чего он добивается? Какая его скрытая цель?