Наследник имения Редклиф. Том 3 - [33]

— Ахъ! вотъ идетъ и самъ Мэркгамъ! — вскрикнулъ вдругъ Чарльзъ, увидѣвъ старика управляющаго, который спѣшилъ на встрѣчу кареты. Эмми высунулась немного изъ окна и кивнула ему головой. Мэркгамъ подошелъ къ самымъ дверцамъ кареты и, держась за ручку ея, шелъ все время рядомъ, пристально вглядываясь на маленькое существо, спавшее на колѣняхъ лэди Морвиль. Лошади шли очень тихо.

— Ну что, каковъ нашъ больной? — спросила Эмми.

— Все въ томъ же положеніи, — отвѣчалъ управляющій. — Онъ приказалъ самъ себѣ поставить піявки, и такъ ослабѣлъ, что на ногахъ не могъ держаться.

— Помогли ли піявки?

— Совсѣмъ нѣтъ. Хорошо, что вы пожаловали, а то плохо бы кончилось. Онъ можетъ теперь въ библіотекѣ.

— Приготовили ли вы его къ нашему пріѣзду? — спросила Эмми.

— Я хотѣлъ было доложить ему объ этомъ, сегодня утромъ, — отвѣчалъ Мэркгамъ:- но онъ былъ дотого слабъ, что я не рѣшился начать говорить съ нимъ. Если бы вы не увѣдомили, что пріѣдете, я бы далъ знать мистриссъ Гэнлей.

Карета подъѣхала къ главнымъ воротамъ. Замокъ Морвиль оказался огромнымъ зданіемъ темно-краснаго цвѣта, съ башнями и выступами. Вся его наружность носила на себѣ печать чего-то мрачнаго, но величественнаго. Чарльзъ искренно удивился, что покойный Гэй говорилъ съ такимъ увлеченіемъ о Рэдклифѣ, смахивавшемъ скорѣе на крѣпость, чѣмъ на жилой домъ. Карета стала. Мэркгамъ попросилъ гостей выйдти, говоря, что стукъ колесъ по мощеному двору произведетъ такой громъ, что больной испугается. Арно бросился помогать мистеру Черльзу; Эмми передала свою дочь Аннѣ, а сама отправилась прямо къ Филиппу, вмѣстѣ съ Мэркгамомъ. Они вступили въ огромную пріемную залу, всю обитую рѣзнымъ дубомъ. Изъ одной ея двери, ведущей въ небольшую гостиную, свѣтился привѣтливый огонекъ; всѣ прочія комнаты были заперты.

— Доложите мистеру Морвиль, что я пріѣхала, — довольно смѣло сказала Эмми, видя, что Мэркгамъ колеблется.

Старикъ тихо постучался въ громадную рѣзную дверь и еще тише отворилъ ее. Эмми, стоя позади его, старалась разглядѣть гдѣ Филиппъ. Огня въ каминѣ не было, въ комнатѣ царствовалъ полумракъ, съ большимъ трудомъ можно было разобрать, что около стѣны стоитъ большой диванъ съ кучею бѣлыхъ подушекъ, и что на диванѣ, вытянувшись во весь ростъ, лежитъ больной.

— Гм! — кашлянулъ предварительно Маркгэмъ. Сэръ! — произнесъ онъ потомъ внолголоса:- лэди Mopвиль пріѣхала и…

— Филиппъ! здравствуйте, я здѣсь! — сказала Эмми и, не дожидаясь его отвѣта, выступила впередъ.

Больной не пошевельнулся. — Вы пришли сюда, чтобы жечь меня медленнымъ огнемъ? спросилъ онъ тихо.

Эмми вздрогнула отъ ул; аса и повторила. — Здравствуйте! мнѣ жаль, что вамъ такъ худо!

Филиппъ вдругъ очнулся и произнесъ совсѣмъ уже другимъ голосомъ:- Эмми! это вы? — затѣмъ онъ приподрялся и сѣлъ. — Какъ высюда попали? — спросилъ онъ радостно.

— Мы сейчасъ пріѣхали, — ласково отвѣчала Эмми, цѣлуя его въ голову. — Насъ увѣдомили, что вы очень больны, мы рѣшились взять васъ штурмомъ. Чарльзъ, я и ваша маленькая крестница пріѣхали къ вамъ, съ визитомъ.

— Какъ! Чарльзъ также съ вами? закричалъ больной, вскакивая съ дивана. — Гдѣ онъ?

— Его ведутъ сюда, — сказала Эмми, и вмѣстѣ съ Филиппомъ отправилась въ пріемную. Больной хозяинъ встрѣтилъ дорогаго гостя съ улыбкой и самъ повелъ его въ маленькую гостиную, гдѣ яркій огонь камина и свѣтъ отъ лампы въ первый разъ освѣтили его согбенную фигуру. Эмми испугалась, взглянувъ на это лицо, покрытое мертвенной блѣдностью; на эти волосы, сбившіеся войлокомъ отъ постояннаго лежанія и во многихъ мѣстахъ уже посѣдѣвшіе; всѣ черты лица больнаго носили на себѣ слѣды страшныхъ страданій. Эмми показалось, что Филиппъ даже въ Рекоарѣ выглядѣлъ лучше. Онъ началъ ихъ разспрашивать подробно, когда они выѣхали, гдѣ останавливались ночевать и, наконецъ, обѣдали ли они? Эмми просила его не безпокоиться, говоря, что мистриссъ Дру обо всемъ ужъ похлопочетъ. — А вамъ нужно прилечь, Филиппъ, — сказала она, когда больной опять схватился за голову. — Ложитесь тутъ на диванъ и не двигайтесь. Я прикажу сейчасъ подать чай, переодѣнусь, посмотрю, что дѣвочка моя дѣлаетъ, и приду опять сюда. Чарли, настой, чтобы онъ легъ, — заключила она, уходя.

Спустя нѣсколько минутъ, она сама принесла ему подушки изъ библіотеки, подложила ихъ подъ голову больнаго и, убѣдившись, что ему покойно, удалилась къ себѣ въ комнату.

Филиппъ лежалъ недвижимо, съ закрытыми глазами. Чарльзъ боялся шевельнуться, чтобы не потревожить его, и, сидя въ покойномъ креслѣ, невольно задумался. Все, что дѣлалось вокругъ него, казалось ему сномъ. Комната, гдѣ они находились, была когда-то назначена Гэемъ для будущей молодой его супруги. Мебель, книги, картины, рояль, все было изящно, свѣже и напоминало характеръ гольуэльскаго дома, но вмѣсто здороваго, веселаго Гэя, который вѣчно пѣлъ или насвистывалъ что-нибудь про себя, передъ Чарльзомъ лежалъ теперь больной, измученный страданіями, 27-ми-лѣтній старикъ. Все прошлое такъ явственно прадставилось воображенію Чарльза, что ему даже почудились шаги Гэя въ корридорѣ, послышался его голосъ, его смѣхъ, и онъ очень обрадовался, когда больной заговорилъ. Эмми все это время хлопотала у себя на половинѣ. Она вмѣстѣ съ старушкой экономкой устроила для брата покойную спальню, покормила свою дочь, уложила ее спать, и затѣмъ, съ бьющимся отъ волненія сердцемъ, начала осматривать ту комнату, которую Гэй назначилъ для нея. Все было именно въ томъ видѣ, въ какомъ онъ ее оставилъ, и Эмми съ любовью останавливалась передъ каждой вещью, выбранной и купленной для нея мужемъ.