Наследник фараона - [20]

— А, это ты, Синухе? Значит, ты продвинулся так далеко, сын Сенмута?

Он вручил мне черный деревянный ящик, в котором держал свои инструменты, и приказал следовать за ним. Это была незаслуженная честь, так что даже царский врач мог позавидовать мне, и я держался соответственно.

— Я должен проверить твердость моей руки, — сказал Птагор, — вскрою здесь один или два черепа и посмотрю, как это пройдет.

В его глазах стояли слезы, а рука дрожала. Мы вошли в комнату, где лежали неизлечимые больные, паралитики и те, чьи головы были повреждены. Птагор расспросил нескольких больных и выбрал старика, для которого смерть была бы избавлением, а также крепкого невольника, утратившего способность говорить и не владеющего конечностями вследствие удара по голове, нанесенного ему в уличной драке. Им дали наркотики, а затем взяли в операционную и подготовили к операции. Птагор вымыл свои инструменты и обжег их над огнем.

Мне надлежало побрить головы обоим пациентам самым острым из лезвий. Затем головы протерли и вымыли еще раз, кожу натерли мазью, вызывающей онемение, и Птагор приступил к своей работе. Сначала он сделал надрез на коже головы старика и оттянул края назад, невзирая на обильную струю крови. Затем быстрыми движениями просверлил в голом черепе дыру большим цилиндрическим инструментом и вытянул оттуда кружок кости. Старик застонал, и лицо его посинело.

— Не нахожу у него в голове ничего плохого, — сказал Птагор.

Он вставил на место кусочек кости, сшил края кожи и перевязал голову; после этого старик испустил дух.

— Мои руки, по-моему, немного дрожат, — заметил Птагор. — Может быть, один из молодых людей принесет мне чашу вина?

Зрителями, кроме учителей из Обители Жизни, были все ученики, которым предстояло стать черепными хирургами. Выпив вино, Птагор занялся невольником, который был уже связан и усыплен, но все еще сидел, свирепо глядя на нас. Птагор потребовал еще крепче связать его и зажать его голову в тиски так, чтобы великан не мог шевельнуться. Затем он вскрыл кожу и на этот раз старательно остановил кровотечение. Сосуды на краях надреза прижгли и остановили кровь специальными лекарствами. Птагор, щадя свои руки, позволил сделать это другим врачам. В Обители Жизни был, как правило, тот, кто заговаривал кровь, — человек без всякого образования; одно только его присутствие быстро останавливало кровотечение; но Птагор хотел, чтобы операция была показательной, и желал также приберечь свои силы для фараона.

Очистив поверхность черепа, Птагор указал нам место, куда вдавилась кость. Посредством бора, пилы и щипцов он удалил кусок черепа величиной с ладонь и затем показал нам, сколько свернувшейся крови накопилось в белых извилинах мозга. С бесконечной осторожностью он извлек один за другим сгустки крови и освободил осколок кости, вдавившейся в вещество мозга. Операция заняла столько времени, что каждый ученик мог проследить за движениями Птагора и запечатлеть вид мозга в памяти. Потом Птагор закрыл отверстие приготовленной заранее серебряной пластинкой, соответствующей по форме удаленному им куску кости, и прочно укрепил ее на месте крошечными скобами. Затем он сшил края раны, перевязал голову и сказал: «Разбудите его». Ибо пациент давно уже потерял сознание.

Раба освободили от уз, влили вино ему в глотку и дали вдыхать сильное лекарство. Вскоре он очнулся и разразился потоком брани. Это было такое чудо, что не видавший всего этого, не смог бы этому поверить, ибо только что этот парень был нем и не владел конечностями. На этот раз у меня не было необходимости спрашивать «почему?», ибо Птагор объяснил, что осколок кости и кровь на поверхности мозга были причиной этих нарушений.

— Если он не умрет в течение трех дней, то поправится, — сказал Птагор. — Через две недели он будет в состоянии измолотить человека, который ударил его камнем. Полагаю, что он не умрет.

С дружеской учтивостью он поблагодарил всех, кто помогал ему, назвав среди них и меня, хотя я только подавал ему инструменты по мере надобности. Я не мог тогда понять, какова была его цель, но, дав мне нести свой ящик из черного дерева, он тем самым избрал меня своим ассистентом во дворце фараона. Поскольку я помогал ему на двух операциях, постольку был опытнее и полезнее ему, чем даже царские врачи, когда речь шла о трепанации черепа. Я не понимал этого и был изумлен, когда он сказал:

— Мы теперь созрели для того, чтобы заниматься царским черепом. Готов ли ты, Синухе?

Облаченный в свое простое докторское одеяние, я вступил вслед за ним в носилки. Человек, заговаривающий кровь, примостился рядом, и рабы фараона понесли нас к пристани таким плавным шагом, что носилки ни разу не качнулись. Нас ожидал корабль фараона с отборными рабами, которые быстро гребли: казалось, мы скорее летим над водой, чем плывем по ней. С пристани фараона нас быстро перенесли в золотой дворец. Я не удивлялся такой поспешности, ибо солдаты уже маршировали по фиванским улицам, ворота закрывались и купцы перетаскивали свои товары на склады и закрывали двери и ставни. Это означало, что фараону предстояло скоро умереть.