Наследник чемпиона - [34]

– Ты подумай, Рома, подумай…

Покачал головой и ушел.

Гулько сел в подогнанный братвой серебристый «Лексус», взял круто, с места. Отъехал с километр и вдруг изо всех сил ударил руками по рулю.

– Сука!

– Да что ты, Гул? – с упреком произнес Крот. – Мент и есть мент. Что с него взять. Не принимай близко к сердцу…

– Ты придурок, Крот!.. – взревел Рома. – Придурок конченый! Ты понял, что он сейчас сделал?!

Фома на заднем сиденье почему-то матюкнулся и отвалился к стеклу.

– Вот, вот! – подтвердил Рома. – Захарку когда «поднимут»?! Через месяц? Полгода?! Год?! Что экспертиза скажет? В июле, блин, наступила смерть этого найденыша! Плюс-минус неделя, без точного часа! А разговорчик этот при мусорах еще как вспомнится!

Крот хлопал ресницами и давил взглядом лобовое стекло.

– Ну и что? Может, они его никогда не найдут.

Гул развернулся и остервенело посмотрел на помощника.

– Вова, милый… Когда бог мозги раздавал, ты случайно поссать не отходил? Они его уже нашли.

– Это Лешка Родищев, наш однокашник, – сказал он Фоме, спускаясь по ступеням больничного крыльца. – Ты что, не помнишь? Мы же с семьдесят восьмого по восемьдесят восьмой в одном детском доме чалились. Скрытный тип был, все книжки читал… Воровать отказывался, за что и бывал бит нещадно…

– Тобой? – справился Крот, единственный из троих, кто вырос в семье.

Рома не ответил. Странно, но ему было почему-то тревожно.

За руль он садиться не стал. Фома вез его. Он вынужден был надолго остановиться около супермаркета. Рома вышел из его дверей с двумя огромными пакетами. Один, самый большой, бросил в руки Кроту и процедил:

– Отвезешь на больничку, в палату этому лоху. Если не очнулся до сих пор, отдай тем, кто окажется соседями по палате. Скажешь, что это от Родищева, чтобы все, кто там лежит, знали, от кого. И теперь каждый день будешь возить туда по такому пакету. Я понятно изъясняюсь?

– Нет, – сознался Крот.

– Тогда я объясню. Ты помнишь, как в Горном на «пятерик» зачалился? А помнишь, как братва тебе пакеты с икрой, «Мальборо» и бужениной перебрасывала? А для чего? Нет, не для того, чтобы ты с голоду не помер. Ты и без этого там не похудел. Чтобы вся колония знала, что Вове хамить нельзя, он «подогрет», и не чушок брошенный он, а под крылом «пасется». Общаться с ним нужно по-человечьи и по пустякам не сердить, иначе в зону перебросят не икру, а посыльного с заданием облегчить Вове жизнь, – вынув из второго пакета бутылку «Белого аиста», Рома сорвал фольгу и расковырял найденной в «бардачке» отверткой пробку. – Фома молчит, потому как сам детдомовский. Он знает, что такое вареное яйцо в праздник… – Перевернув бутылку, он слил в себя четверть содержимого. – Черт… подумать сейчас – на хера я его бил?..

Крот скользнул взглядом по лидеру. Получалось наоборот, не так, как обычно бывает с обычными людьми, но никогда не случалось с Гулько. Тот сначала расчувствовался, а потом выпил.

– И не косись на меня, – посоветовал Рома, сидящий к Кроту спиной. – Ты понятия не имеешь, что значит голодать…

Во дворе Гулько ждал сюрприз.

У его подъезда стоял, опершись на собственную изумрудную «девятку», «деловой» из ресторана. Он отвалился на капот, подставлял под солнечные лучи лицо и сжимал в зубах фильтр сигареты.

– Не люблю сюрпризы, – Рома воткнул в горлышко пробку и опустил бутылку в пакет. – Ой, не люблю.

Заметив приближение объекта ожидания, Мартынов выплюнул сигарету и соскочил с капота. Молча выждал, пока Гулько выйдет из машины, приблизится, после чего, чувствуя, что рушатся все предыдущие, обдуманные варианты разговора, решил не атаковать, а приступить к активной обороне. Вид приблизившегося авторитета не располагал к тому, чтобы адекватно реагировать на сторонние притязания.

– Это простая случайность, верно? – буркнул Рома, стоя на таком расстоянии от Андрея Петровича, что тот ощущал тонкий аромат молдавского коньяка.

– Нет, конечно, – признался бывший зэк. – Бабы у меня в этом доме нет, корешков лагерных тоже, так что, получается, я жду кого-то.

Гулько вздохнул и осмотрелся.

– Я так и знал, что в последний раз увижу тебя не в ресторане. Слушай, бывалый, ты, часом, не казачок засланный? Не успели тебя под конвоем в кабак привести, как туда через минуту мусора стали двери выламывать… У Ромы холостой выстрел образовался, может, он на второй круг пошел?

– Будь я казачком засланным, на столе у Метлицкого уже давно лежали бы свидетельские показания, как ты с кавказцами в камере в «секу» играл. Нет?

Выигрывая время на раздумье, Гулько склонился над зажигалкой.

– Что ты вьешься тогда вокруг меня, как уж?

– А вот это уже разговор, – согласился Мартынов. – Может, тет-а-тет сойдемся? В машине, например? Можно – в моей, можно – в твоей, но только без этих фраеров и без карт.

Не говоря не слова, Гулько наклонился и распахнул дверцу «Жигулей».

Уже в машине, оказавшись за спиной Мартынова, Рома свинтил тонированное стекло до отказа.

– Да нас и так видно, – успокоил его Андрей Петрович, оборачиваясь. – Вон, солнце стекло насквозь прошибает… Где ты, Рома, безбашенный, а где – чересчур мнительный…

– Давай покороче, – отрезал Гулько.