Наследник чародея - [2]

— Постой, мы еще не закончили, — сказала Верран, и мальчик неохотно замер. Она присела и похлопала по земле, предлагая ему занять место рядом. — Садись.

Лицо Террза окаменело.

— Мне так неудобно, — заявил он.

Вардрулы никогда не сидели.

— Хорошо, тогда приляг.

Он подчинился и устремил на мать настороженный взгляд, который чрезвычайно ее огорчил. На миг ей стало жаль сына и захотелось отпустить его к друзьям, но нет, сказала она себе, ему следует учиться.

— Посмотри на вардрулов, Террз. Посмотри на их светящиеся тела, на их огромные глаза, на их бескостные пальцы. А теперь взгляни на себя, на меня.

Террз отвернулся.

— Расскажи мне, что ты видишь, — велела Верран. Он молчал, и ей пришлось ответить за него. — Ты видишь существа с непрозрачной кожей, костлявыми пальцами, сравнительно небольшими глазами. Существа, которые не могут испытать единения со своими Предками. Существа, сотворенные для света, которым нужен свежий воздух, ветер и дождь, море и зеленая растительность. Свет луны, звезд и главное — свет солнца… Солнечный свет, Террз! — Верран позволила чувствам взять верх, а это вряд ли могло помочь ей в общении с сыном. — Ты видишь человеческие существа, не вардрулов, а людей!

Террз уловил волнение матери и огорчился. Он понял не все из того, что она говорила, но вполне достаточно, чтобы ощутить боль. Слезы затуманили его глаза.

— Не хочу я быть человеком! Мы уроды! — тихо произнес он, сдерживая клокотавшую в нем злость. — У нас расплывшиеся лица, кожа, как у мертвецов! Мы здесь самые уродливые, и мне это противно…

Он попытался найти лантийские слова, способные выразить презрение к существам, которые не могут почувствовать единения со своими предками, но не сумел и снова прибег к языку вардрулов. Страстное тремоло в сочетании с большей высотой тона передало его отчаяние в чисто вардрульской манере. Обладай он хииром, свечение было бы тусклым и неверным.

Вскоре Террз перешел на стаккато — звуки стали прерывисто-мелодичны, слишком быстры, чтобы мать смогла уловить все, им сказанное. Слезы брызнули из его черных глаз, и он отчаялся пуще прежнего, ибо вардрулы никогда не плакали. Мальчик отвернулся, и Верран потянулась к нему, желая удержать. Ее слова лишь усугубили проблему, и теперь она пыталась все исправить.

— Ну, не плачь, Террз. Когда-нибудь мы покинем эти места и вернемся к таким же, как мы, людям. Ты никогда больше не будешь одинок…

Мальчик вырвался из ее рук.

— Я не уйду отсюда! Я здесь живу и никуда не уйду! И я вовсе не плачу!

— Понимаю твои чувства…

— Нет, не понимаешь! Ты не понимаешь половины того, что я говорю, как же ты можешь понять, что я чувствую?

— Не смей так говорить со мной! Я этого не потерплю! — вспылила Верран.

— Прости.

— Террз… Мальчик вскочил.

— Я пошел к своим друзьям, — заявил он.

Однако, прежде чем уйти, взял себя в руки: слезы исчезли и лицо просветлело. У него было удивительное для семилетнего ребенка самообладание.

«Совсем как отец, — подумала Верран. — На редкость похож». Не успела она и слова сказать, а Террз уже пробирался между полулежащими вардрулами туда, где среди своих родственников расположилось единственное выжившее дитя патриарха Змадрка женского пола. Память о тринадцати ее покойных сестрах глубоко почитали и сберегали в клане, о чем свидетельствовал титул младшей, которую величали Змадрк Четырнадцатая. Ей исполнилось всего десять полных венов. Сладкоголосая и живая, она-то и была любимой наперсницей Террза.

Верран с неодобрением проследила, как Террз устраивается среди вардрулов клана Змадрков. Он чувствовал себя своим в их компании и казался гораздо счастливее, чем возле нее. Пока она наблюдала за сыном, большая черная летучая мышь, сидевшая на плече у патриарха Змадрка, спрыгнула на голову Террзу, но тут же взмыла в воздух. Террз рассмеялся вместе со всеми. Смех этот, не похожий на человеческий, а скорее напоминавший волшебные звуки флейты, рассыпался по коридору, заставив Верран содрогнуться.

— Он смеется так же, как они, — заметила она вслух, и Нид, сидевший подле нее, выразил согласие хриплым восклицанием.

За годы, прошедшие с тех пор, как они бежали из Ланти-Юма, Нид мало изменился. Глаза его были по-прежнему зорки, клыки остры, а сила такой же устрашающей, как и раньше. Верран не знала, какова продолжительность жизни мутанта, но пока он полон жизненной энергии, она не видела причин беспокоиться. Нид был единственным связующим звеном с ее прошлой жизнью на Поверхности. Когда его не станет, она лишится последнего живого существа, кто помнил бы о жизни в Ланти-Юме и о Фал-Грижни. Останутся лишь потемки жарких пещер, добрые, но чужие вардрулы и мальчик, который с каждым уходящим днем все меньше и меньше походит на человека.

— Мне не нравится, что он растет здесь, — сказала она Ниду. Мутант не был способен уследить за течением ее мысли, но это было не важно — она знала, что он ей сочувствует. — Я как-то мирилась с этим, пока он был ребенком, а теперь он взрослеет, не имея представления о том, что значит быть человеком. Конечно, вардрулы — существа добрые и удивительно щедрые. Они спасли нам жизнь, приютили нас — я всегда буду им за это благодарна. Но мы не созданы для того, чтобы провести отпущенные нам годы под землей. Не такой жизни желал лорд Грижни для своего сына. — Нид мрачно рыкнул при упоминании имени своего создателя. — И уж конечно, это не то, чего я бы для него желала. Если так пойдет и дальше, он вырастет неведомо кем.