Наследник - [83]

Они переселились наверх, в чертоги с двумя спальнями, гостиной, кабинетом, приемной и кордегардией.[52] Перфильев прикончил польскую водку, отыскал в баре финскую, вытащил из вазочки букет, налил спиртное и бросил туда ухо эмира Вали. Финскую водку тоже прикончил, пробормотал: «Пока русские пьют, они непобедимы» – и завалился спать.

Каргину спать не хотелось. Возбуждение медленно покидало его, сменяясь другими заботами, касавшимися родственного долга и занимаемого им поста. Он позвонил в Краснодар, поболтал с матерью и Кэти, попросил, чтобы позвали отца, и сообщил ему, что Федор Ильич – классный мужик, отлично ориентируется в местной обстановке, а из гранатомета стреляет словно бог. Это где же вы с ним стреляли? – заинтересовался Каргин-старший, и младший пояснил, что на ранчо полковника Азера взбесились страусы, а страус – птица серьезная, ее «калашом» не возьмешь, а только гранатой или, к примеру, миной. «Ну-ну, – сказал отец. – Ты узнай у Федора Ильича – может, у него динозавры водятся? Так я приеду, вместе постреляем».

Они захохотали, причем отец смеялся с заметным облегчением. Повесив трубку, Каргин передвинул к себе чемоданчик, прикинул, который час теперь на Тихом океане, и связался с островом. Там царила глубокая ночь, и Халлоран, по-видимому, спал, хотя и жаловался в прошлый раз на бессонницу. Лицо на экране было, однако, знакомым – Пит Вильямс, из группы дежурных секретарей.

– Разбудить босса, мистер Керк? – Физиономия Вильямса начала смещаться к верхнему краю экрана – похоже, он приподнимался.

– Не надо. Не тревожьте его.

– Он велел будить, если вы позвоните.

– Все равно не стоит. Передайте ему, что берет не подвел.

– К-какой берет? – с недоумением переспросил секретарь.

– Это не важно. Он знает.

Расставшись с тихоокеанской звездной ночью, Каргин вызвал штаб-квартиру в Калифорнии. Тут было раннее утро, но Холли Роббинс уже сидела за столом, рассматривая в зеркальце пудреницы свои искусственные зубки. Ничуть не смутившись, она одарила Каргина сияющей улыбкой.

– Рада вас видеть, шеф. Выглядите просто на миллион долларов! Есть приятные известия?

– Есть, Холли. Командор на месте?

– Нет, к сожалению, нет. Могу связать вас с мистером Ченнингом, или с Диком Баррелом из технической дирекции, или…

– Они не в курсе наших дел. Где Мэлори?

– В данный момент он в воздухе, сэр. Летит на Таити, на конференцию стран тихоокеанского региона по разоружению.

– Холли, помилуй бог! Неужто мы собираемся разоружиться и прикрыть лавочку?

– Ни в коем случае. Мы только хотим контролировать этот процесс, чтобы он двигался в правильном русле. Пусть разоружаются за счет наших конкурентов. – Холли ослепительно улыбнулась и добавила: – Если мистер Мэлори нужен вам срочно, я попытаюсь с ним связаться.

– Нет, не хочу вас затруднять. Передайте командору, что проблема с пленными решилась, и я продолжаю заниматься главным туранским вопросом. Возможно, мы справимся с ним в ближайшие дни – скажем, через неделю. К этому времени я буду в Москве, и мне нужны материалы о ситуации с остальными точками.

– Предварительная информация уже готова, – сообщила Холли. – Я направлю ее шифровальщикам и перешлю вам в течение часа.

– Что бы я без вас делал, лучезарная моя, – восхитился Каргин. – Жду! Кстати, не повысить ли вам оклад?

– Ах, Алекс, вы так милы! Но я получаю столько же, сколько руководитель госдепартамента, и требовать больше было бы нескромно.

Экран погас. Спать Каргину по-прежнему не хотелось. Послонявшись из комнаты в комнату, он осел на диване в гостиной и включил телевизор.

Попал удачно, на программу новостей, международных и местных. Международные в Армуте, как и в Москве, делились на две части, из ближнего и дальнего зарубежья. Тут это выглядело странноватым – от северных отрогов Копетдага было много ближе до Персии, Ирака, Индии и даже до Китая, чем, например, до Белоруссии, настойчиво пытавшейся вступить в конфедерацию с Россией. Выслушав комментарий по этому поводу, Каргин затем обогатился и другими новостями: о кражах российского газа на Украине, о дальневосточном рыбном пиратстве, о шариатских судилищах в Чечне, о двухголовых телятах, рождавшихся в окрестностях Чернобыля, о древних домах Петербурга, которые горели или рушились от ветхости, о вредном влиянии волжской воды на репродуктивные способности и о русских изгоях, бежавших из Латвии, Литвы и Эстонии. Новости были как на подбор черные, мрачные, жутковатые, и в этом ощущался тайный смысл: мол, не так уж все плохо в Туране, под крылышком туран-баши. Что касается дальнего зарубежья, то там дела обстояли еще печальней: в Турции, Чили и Сицилии – землетрясения, в Британии и Испании – разгул ирландского и баскского сепаратизма, в Японии и Мексике – тайфуны и цунами, в Канаде – лесные пожары, в Штатах – депрессия, и всюду индекс Дэви-Джонса[53] едет вниз. Сплошные бедствия, катаклизмы и катастрофы… Но самая ужасная – в Нанкине, где взорвался цех по производству твердого ракетного топлива. Конечно, не сам собой, а в результате диверсии, осуществленной тибетскими мятежниками или уйгурскими отщепенцами. Тех и других уже поймали, судили и повесили, а съезд КПК, созванный в срочном порядке, данную меру одобрил.