Наследие белых богов - [12]

«Когда же вы устанете бежать? – думал я о тех, за которым» шёл по следу. – Вы что, решили поститься? Здесь кругом отличный ягель, чем он вам не подходит?»

Но вот я натолкнулся на первые покопы.

«Наконец-то, – оглянулся я по сторонам. – Где-то вы здесь, рядом, совсем близко. Только бы не попасться на глаза вашим соглядатаям, тогда пиши пропало! Все мои старания могут оказаться напрасными».

Но вот впереди, на фоне редких лиственниц, я уловил какое-то движение. Укрывшись за толстой лиственницей, я стал вглядываться в конец распадка[20].

«Вот вы где! – прошептал я, увидев медленно бредущих оленей. – Далековато до вас, и все вы на открытой местности. Ни с какой стороны к вам не подойти, что же делать? – огляделся я по сторонам. – Хоть бы маскхалат у меня был, а то я, как бельмо на глазу. Неужели до вас придётся ползти? – посмотрел я ещё раз в сторону оленей. – Другого выхода нет, в лёгкой куртке на лютом морозе по снегу! И расстояние не маленькое, километра полтора, а то и более».

Опустившись на колени, я осторожно снял с себя рюкзак и, придерживая карабин, медленно пополз к жирующему стаду Через десять минут я уже не чувствовал ни рук, ни ног. Тонкие осенние перчатки от снега не защищали, они тут же превратились в ледышки и не столько грели, сколько, наоборот, остужали пальцы. Примерно то же самое стало и с моими ногами. Мокрые колени одеревенели, и я перестал их ощущать. Но другого пути к оленьему стаду я не нашёл, поэтому пришлось с происходящим мириться. Самое главное, что расстояние до пасущихся оленей резко сократилось. Теперь, подняв голову, я видел всё стадо. Олени двигались попарно. Когда один из них нагибался, что бы достать зубами ягель, другой в это время внимательно смотрел по сторонам.

«Э-э-э, да вы всё ещё чего-то боитесь, – отметил я про себя. – Здорово же вас напугал дедуля! Что ж, придётся мне ещё немного потерпеть, иначе на верный выстрел мне к вам не подобраться».

И я, забыв о холоде, снова стал по-змеиному скользить по снегу. Наконец, подобравшись к лежащей на земле сушине, я рискнул поднять голову. Теперь олени копытили совсем рядом, метров в тридцати, не более. Взглянув по сторонам, я наметил тех, в кого должен выстрелить. Старых самок и быков поблизости от меня не было. Бродили по снегу и лежали на покопах в основном двухлетки. Разглядывать, где здесь самки, а где самцы, времени у меня не было, нужно было торопиться. Я осторожно подтянул к себе «Сайгу» и попытался снять её с предохранителя. Но не тут-то было: кисти рук перестали повиноваться. Содрав зубами с правой руки оледеневшую перчатку, я увидел, что мои пальцы стали белыми.

«Что делать? – мелькнуло в голове. – Как спасти свои руки? Надо добыть хотя бы одного зверя, но как, когда пальцы не работают?!»

Тогда кисть левой руки я затолкал между ног, поближе к паху, а пальцы правой сунул в рот и, закрыв глаза, затаил дыхание. Олени были совсем близко. Не дай бог кто-то из них почует мой запах или услышит биение сердца, тогда все мои усилия будут напрасны. Олени мгновенно умчатся вниз по склону, и мне уже их будет уже не догнать. Похоже, мои ноги тоже превратились в ледышки. Наконец острая боль пронзила пальцы правой руки, и они стали шевелиться. Тогда, не мешкая, быстрым движением я снял карабин с предохранителя и поймал на мушку первого оленя.

Вот она, заветная лопатка! И я нажал на курок. Не глядя, куда попала пуля, я перебросил ствол ружья в другую сторону и снова выстрелил. То же самое я сделал и в третий раз. Когда последний выстрел смолк, олени опрометью неслись вниз по склону. До них было около двухсот шагов, а то и более. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся. Недалеко от меня лежали три рогача. Два из них ещё били копытами, а один застыл неподвижно.

– Мне удалось невозможное! – сказал я себе. – Будем жить! В добыче и одежда, и пища! Другими словами – моё спасение...

Кое-как дотелепав до первого оленя, я уткнулся коленями в его шубу и одеревеневшими от холода руками достал свой нож. Быстро перерезав горло рогачу, я сунул кисти рук в поток горячей крови и стал их отогревать. Через несколько секунд боль в обмороженных пальцах стала нестерпимой, но руки были спасены и ими можно было работать. Немного отогревшись, я насобирал сушняка и разжёг рядом с тушей убитого зверя костёр. Теперь можно было, греясь у огня, спокойно, не торопясь, снять с оленя камусы, шкуру и, выпотрошив, разложить куски мяса на снег, чтобы они замёрзли. Через час с первым оленем было покончено, и я перешёл ко второму. Третий зверь оказался довольно крупным быком. С ним пришлось немного повозиться, к тому же наступили сумерки. По причине этого обдирать его пришлось уже у костра. Заканчивая возню с мясом и шкурами, я вспомнил, что весь день ничего не ел. Усевшись у костра на голову оленя, я нарезал подмёрзшей печени, добавил к ней кусочки сердца и, слегка подсаливая, стал с аппетитом есть.

– Да ты ещё и живодёр! – внезапно раздался голос где-то внутри меня. – Жрёшь сырятину и не поперхнёшься!

И тут прямо перед собой я увидел злобное лицо невменяемого.

– Это опять ты! – улыбнулся я дедушке. – Лёгок на помине, только про тебя вспомнил.