Наши трёхъязычные дети - [13]
И ещё дети последовательно защищали право на «свой» язык – когда мы на него «покушались».
Аня весь месяц в ответ на мои просьбы упорно отказывается говорить в моём присутствии по-русски: «Я же говорю с Алеком». (4+3)
В одном из примеров Тэшнер её дочь (4+3) переключается на материнский язык, как только мать входит в комнату, где девочка играет. Мать выходит из комнаты – девочка опять говорит по-итальянски…
У нас же много времени прошло, прежде чем дети начали играть в нашем присутствии – на наших языках. Иногда…
После того как ребёнок перерастает первую стадию и языки разделяются, они, конечно, вовсе не становятся совершенно чистыми.
«Надо бы принять как аксиому, что нет билингвизма без интерференции», – эта фраза появилась в книге 1963 года издания, но и в 1983 году Тэшнер цитировала высказывание и соглашалась с ним. И заявляла: смешения не уходят из языка мультилингвов совсем. Разве количество их сокращается да форма меняется…
Это, кажется, так, но с одной оговоркой: «сами собой» смешения не уйдут, если ничего против них не предпринимается. От родителей зависит, останутся ли языки их детей в состоянии незатухающей «войны» или будет установлен мирный суверенитет… Впрочем, прежде чем задавать вопрос: «Что делать?», – надо бы разобраться в сути проблемы.
Заимствования и кальки
Самая большая забота родителей (самая заметная особенность речи многоязычных детей) – словесные смешения (слова разных языков используются вперемешку), а также кальки с иноязычных конструкций. Интерференции, одним словом.
И у нас одной из главных проблем оказалось как раз смешение языков.
Речь, конечно, не о начальной фазе «единого языка». Авторы работ о многоязычии правы, когда утверждают: об «интереференции» нет смысла говорить до тех пор, пока не совершилось разделение языков (не выстроились ряды словарных соответствий, не наметились контуры языковых систем). Проблема смешения появляется лишь после того, как закончится стадия «смешанного языка».
Это понятно: об «ошибках» можно говорить лишь после того, как усвоено «правило».
«Ошибки», собственно, говорят о том, что ребёнок начинает использовать языковые конструкции аналитически, исследовать (методом проб и ошибок), насколько они всеобщи (до этого ребёнок лишь слепо копирует языковые схемы).
В нашем случае назвать время, когда начался проблемный период, непросто.
Немецкое «r», например, у Ани начало получаться… раньше русского «р» и английского «r» (2+10). Можно ли называть фонетической интерференцией Анино произношение английских слов с немецким звуком?.. Заостряя, можно поставить вопрос так: сколько языков было у наших детей в тот момент, когда уже состоялось разделение русского и английского, но только ещё начиналось знакомство с немецким?..
Полезно проследить время, а также направление и силу влияния языков в разных языковых сферах.
немецкий → русский
В 3+3 уже усвоенное (!) русское «л» Аня то и дело пыталась заменять немецким (мягким). Это было очень заметно в словах, где мягкость / твёрдость [л] различает смыслы: Аня говорила люк, а подразумевала лук, уголёк надо было понимать как уголок. К счастью, с этим «новшеством» мы быстро справились.
Алека этот процесс затронул в меньшей степени.
Совсем не проявилась у него и другая особенность Аниной речи: в 3,5 года Аня начала подчёркнуто йотировать звук [а] после мягкой согласной… в своём имени: отныне оно звучало как Анйа! Именно так выговаривают мягкие согласные немцы: Алйоша, Танйа.
«Нововведение» затронуло исключительно Анино собственное имя. Похожее слово няня, например, Аня произносила вполне правильно… Поправки и тренировки наша дочь решительно отвергала, указывая на то, что Анйей её называет подруга. Авторитет немецкой подружки оказался сильнее маминого – и определил немецкое произношение русского имени! Споры, впрочем, длились недолго, Аня с присущей ей уступчивостью поддалась уговорам.
Пожалуй, этими двумя эпизодами влияние немецкой звуковой системы на русскую исчерпывается.
немецкий → английский
В английском «немецкое влияние» удерживалось дольше (довольно долго продержались мягкое l, немецкое r).
К 6 годам М. всё ещё отмечал в английской речи так называемый Kehlkopfverschluß («гортанный приступ») перед гласными в начале слов, например: What ’is ’it? вместо What is it?
русский / английский → немецкий?
Немецкая фонетика влияния русской или английской, кажется, не испытала.
Лексические заимствования – самые заметные примеры интерференции: одноязычному носителю языка они могут вообще закрыть путь к пониманию сказанного.
Однако, может быть, именно со словесными вкраплениями из других языков бороться проще всего.
Поняв принцип разделения языков, дети сами пытаются искоренять лексические смешения. Даже наедине друг с другом! Эпизод: наши дети (4+8) беседуют по-немецки, вдруг Аня соскальзывает в английский: «…quiet!» Алек поправляет: «Du sagst einmal wie Nicole, einmal wie Papa! Nicole sagt: leise!» [Сын указывает: сестра говорит то как воспитательница детсада, то как папа. Воспитательница говорит не quiet, а leise.]
Если б ещё малыши были последовательны…
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Обновленное и дополненное издание бестселлера, написанного авторитетным профессором Мичиганского университета, – живое и увлекательное введение в мир литературы с его символикой, темами и контекстами – дает ключ к более глубокому пониманию художественных произведений и позволяет сделать повседневное чтение более полезным и приятным. «Одно из центральных положений моей книги состоит в том, что существует некая всеобщая система образности, что сила образов и символов заключается в повторениях и переосмыслениях.
Андре Моруа – известный французский писатель, член Французской академии, классик французской литературы XX века. Его творческое наследие обширно и многогранно – психологические романы, новеллы, путевые очерки, исторические и литературоведческие сочинения и др. Но прежде всего Моруа – признанный мастер романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др. И потому обращение писателя к жанру литературного портрета – своего рода мини-биографии, небольшому очерку о ком-либо из коллег по цеху, не было случайным.
Андре Моруа – известный французский писатель, член Французской академии, классик французской литературы XX века. Его творческое наследие обширно и многогранно – психологические романы, новеллы, путевые очерки, исторические и литературоведческие сочинения и др. Но прежде всего Моруа – признанный мастер романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др. И потому обращение писателя к жанру литературного портрета – своего рода мини-биографии, небольшому очерку, посвященному тому или иному коллеге по цеху, – не было случайным.
Как литература обращается с еврейской традицией после долгого периода ассимиляции, Холокоста и официального (полу)запрета на еврейство при коммунизме? Процесс «переизобретения традиции» начинается в среде позднесоветского еврейского андерграунда 1960–1970‐х годов и продолжается, как показывает проза 2000–2010‐х, до настоящего момента. Он объясняется тем фактом, что еврейская литература создается для читателя «постгуманной» эпохи, когда знание о еврействе и иудаизме передается и принимается уже не от живых носителей традиции, но из книг, картин, фильмов, музеев и популярной культуры.
Что такое литература русской диаспоры, какой уникальный опыт запечатлен в текстах писателей разных волн эмиграции, и правомерно ли вообще говорить о диаспоре в век интернет-коммуникации? Авторы работ, собранных в этой книге, предлагают взгляд на диаспору как на особую культурную среду, конкурирующую с метрополией. Писатели русского рассеяния сознательно или неосознанно бросают вызов литературному канону и ключевым нарративам культуры XX века, обращаясь к маргинальным или табуированным в русской традиции темам.