Наши марковские процессы - [31]

В этот момент они достигли фибролитовых построек на краю луга, обошли их сквозь разросшиеся вдоль тропинки кусты и вышли на узкое пространство между ними и оградой. И там, словно явившись прямо из слов Лесидренского, стояли, громоздясь одно на другое, старые полотнища с лозунгами, оставшимися с самых различных времен и Этапов Большого Пути: «Вперед к светлому будущему», «Дела, дела и только дела»,71 «…за быструю смену системы» (начало лозунга терялось под остальными полотнищами), «Демократия с малого, но навсегда!», «А ты что сделал для дела структурной реформы?», «Налоговые инспектора - ум, честь и совесть нашей эпохи»… А на самом верхнем полотнище свеженамалеванными огромными буквами краснело новое заклинание: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВАЛЮТНЫЙ СОВЕТ - СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!»

- Здесь - мастерская лозунгов, - пояснил Лесидренский, поймав взгляд Фомы, пока они пробирались по тропинке к дыре в ограде. Дыра была по сути дела небольшим парадным входом: из ограды была выломана целая секция, а за ней, на территории института, была установлена небольшая, переделанная из автомобильного прицепа будка, в которой дремал какой-то старик - наверно, вахтер или сторож дыры. Фома и его коллега прошмыгнули мимо старика, прошли еще несколько метров по каменным плитам, уложенным дорожкой между деревьями, и вдруг оказались у восточного края длинного институтского здания, совсем недалеко от главного входа.

Фома заметил, что как только они вышли на асфальтовую стоянку перед институтом, Лесидренский стал вести себя как-то странно. Разговорчивость его улетучилась, словно дым, он замолчал, съежился и начал осторожно поглядывать вверх на окна здания. И тут Фома вспомнил два предыдущих разговора о суперкомпьютере - с профессором Якимом Рангеловым и членкором Герасимом Ивановым (да будет земля ему пухом): как они приглашали его к себе в кабинет, несли таинственным тоном всякую ахинею, а потом вдруг выставляли вон и замыкались изнутри. И самое интересное, дали ему красную папку, затем желтую… И в голове у него затеплилось что-то вроде догадки.

- Коллега, - обернулся он к Лесидренскому, - когда я смогу взять у вас зеленую папку? - Цвет он выбрал совершенно случайно, думая, скорее всего, о смене цветов светофора. - Ту, что лежит в сейфе у вас в кабинете…

Тут Фома смущенно замолчал, потому что Лесидренский внезапно стал как вкопанный, лицо у него резко побледнело, а глаза остекленели и приняли выражение безнадежности.

- Во-первых, кабинета у меня нет, - ответил он неуверенным голосом, - да-да, именно так, кабинета у меня нет - месяц назад его по договору с «Ятаганом» переоборудовали под кафе… И к тому же, зеленую папку вы должны были по идее получить не у меня, а у другого. Я в иерархии стою слишком низко. Надо было…

В это мгновение откуда-то сверху раздался молодецкий свист; Фома поднял голову и увидел выбритую до блеска макушку на мощной шее и крепких плечах, свесившихся из открытого окна последнего этажа. Шестого, пересчитал он машинально для верности.

- Жми сюда! - выкрикнула голова прямо в лицо ему и Лесидренскому. Фома ничего не понял, но коллега его вмиг запрыгал, радостно замахал руками и, не попрощавшись, вприпрыжку бросился по ступенькам в институт и исчез в темном прямоугольнике двери.

Странное поведение Лесидренского немало озадачило Фому, но не настолько, чтобы навести на какую-либо определенную мысль. Тем более, что после всех этих побасенок о церковной карьере иудейских разбойников он чувствовал себя так, словно мозг у него был полностью промыт и совершенно непригоден для рассуждений, и ему, пожалуй, не оставалось ничего иного, как дотащиться до какого-нибудь бара и провести там остаток дня в разговорах о матчах. Или еще лучше - поиграть в бридж в «подполье» в компании наверняка пившей там сейчас свой джин Марии и хищного фикуса-мутанта. И Фома уже направился было к подвалу, но мимоходом бросил взгляд на прилепленные к стеклянной входной двери некрологи: хотел посмотреть, что там написали по адресу Герасима Иванова.

Некрологов было два. Один, как и положено, был с фотографией и длинным перечнем званий: «чл.-корр., проф., д-р к.т.н. Герасим Иванов», шло краткое славословие, а в конце - подписи руководства всей академии. А другой… Фома взглянул на него и не поверил глазам. Потому что в нем было написано:

«Второго числа сего месяца, в среду, внезапно скончался профессор Яким Рангелов - основатель и многолетний руководитель отдела комплексных систем… Поклонимся его светлой памяти.»

Фома ощутил, как по спине у него снова поползли мурашки.

«Тучи сгущаются, - мысленно повторял он. - Сгущаются у меня над головой, то есть, вернее, над суперкомпьютером, но это то же самое… Нужно что-то делать. Пора уже разогнать в конце концов эти тучи, прояснить ситуацию, а если потребуется - войти для этой цели и в самый центр циклона, в самую гущу событий; ведь в центре циклона, кажется, туч никогда не бывает?» Окончательно уяснив серьезность положения, он тряхнул головой и решительными шагами направился к кабинету шефа.

Кабинет признаков жизни не подавал - в том смысле, что все внутри было так, как Фома оставил утром: не было профессорских окурков в пепельнице, не было и брошенной на стол газеты «Бессмысленный труд». Фома включил компьютер, набрал адрес страницы, куда поместил статью «Общая теория Института», и устремил взгляд на монитор.