Наши дети. Азбука семьи - [11]
Глава 3
Операция
На пятый день обход делал тот же врач, который принимал роды. Высокий, худой он вошел в палату с жизнерадостным «Доброе утро, мамочки!». К тому времени к нам с Нэллой подселили соседей – девушку Юлю с ее новорожденным сыном.
– Ну, как у нас дела? – с улыбкой поинтересовался он. – Шов сняли?
– Вчера.
– Живот не болит?
– Нет.
– Ну, давай, – он присел на край кровати, – ложись.
Я положила Нэллу в бокс, – она тут же зашлась истошным криком, – и вернулась к кровати.
– Смелее, я не кусаюсь, – засмеялся он, – ложись уже. А то я твою сирену больше пяти минут не выдержу.
Возился он долго. Щупал, давил, мял. Лицо его стало серьезным и сосредоточенным.
– Что там? – не выдержала я.
– Матка не сокращается, – задумчиво произнес он, не прерывая своих манипуляций, – чистить придется.
– Как это, чистить?! – Я испуганно заморгала глазами. – Что это еще такое?
– Не бойся! – убежденно начал он. – Страшного ничего нет. Давай собирайся, в процедурный пойдем. Нужно из матки удалить всякие ненужные нам остатки. А то они сокращаться мешают.
Я похолодела от ужаса. Только вчера изо всех сил уговаривала себя потерпеть и не впадать в истерику, пока снимали швы. Успокаивала себя тем, что это – последняя неприятная процедура. Больше никто здесь ко мне и пальцем не прикоснется. А теперь опять все сначала?!
– По-другому нельзя? Не надо чистить, – попросила я дрожащим голосом. – Ну, есть же лекарства какие-нибудь…
– Нет таких. Вставай, пойдем за мной.
Всю дорогу до процедурного кабинета я дрожала. Бил озноб, пока забиралась в кресло. Тряслась как на электрическом стуле, когда врач готовился к операции. К тому моменту, когда он подошел, я сотрясалась всем телом как эпилептик и громко стучала зубами.
Но мое психическое состояние снова и опять никого не волновало. Он деловито взял в руки инструменты и приступил к работе.
– А обезболивающее или анестезию какую-нибудь нельзя? – пискнула я, уже привычно впившись ногтями в ладони.
– Но ты же грудью кормишь, – удивленно заметил он. – Да потерпи. Это быстро.
Длинные железные инструменты, погружаясь в меня целиком, медленно и натужно выскребали изнутри матку. Боль стала дикой. Я искусала губы в кровь, исполосовала ладони ногтями, но не ощущала ничего, кроме раздираемых внутренностей. Наконец все было кончено. Меня снова положили на каталку, опять сунули грелку со льдом на живот и отвезли в палату.
Нэлла все еще истошно орала в своем боксе. Голова у меня готова была взорваться от этих скрежещущих звуков. Я спихнула грелку на пол, встала, пошатываясь, и взяла на руки дочь. Та замолчала, только когда получила грудь.
Я снова мерила шагами палату, то и дело спотыкаясь на ровном месте. Боль ушла, осталась только смертельная усталость. Но прилечь не было никакой надежды: Нэлла не хотела расставаться со мной. Не соглашалась просто полежать рядом в кровати. Соседка по палате давно спала, ее мальчик мирно сопел в боксе. За окном наступили летние сумерки, а я не чувствовала разницы – день, ночь – открыть глаза не было сил. Как заведенная шагала по палате: четыре шага вперед, четыре – обратно, четыре – вперед, четыре – обратно. За пять суток изучила пространство от первого до последнего сантиметра.
А потом вдруг очнулась от оцепенения – ощутила, как по ногам ползет что-то горячее. Не понимая, что это может быть, перехватила ребенка одной рукой, и подняла подол ночной рубашки. Кровь, насквозь пропитав идиотскую тряпку, текла на пол струей по обеим ногам. Словно вода из приоткрытого крана. Некоторое время я тупо смотрела на лужу, в которой уже утонули тапки.
– Юля, проснись!
Соседка очнулась моментально. Сообразила еще быстрее. Посмотрела на меня, на лужу и, не надев халата, выскочила за дверь.
Через пару минут в палату вбежала дежурная медсестра. Заспанная, в кое-как наброшенном на плечи халате.
– Ох ты, б…! – испуганно выдохнула она, выхватила у меня ребенка и обернулась к Юле. – Врача, быстрее! Кровотечение!
Скоро в палату ворвалась громыхающая толпа – дежурный врач, нянька с каталкой, медсестры. С меня стащили халат, уложили на каталку и опять повезли. Я лежала, тупо смотрела в потолок и наслаждалась безразличием, которое внезапно нахлынуло. Страх ушел. Мне было все равно, что случится дальше. Ноги приятно гудели, тело блаженствовало, наконец, растянувшись во всю длину. Все мысли до последней выскочили из головы и куда-то пропали. Меня привезли в процедурную, снова уложили в кресло, опять стали выскабливать по живому. Боль вернулась, но такая тупая и безразличная, что ее вполне можно было терпеть.
Через полчаса все закончилось. Яркий свет перестал бить в зрачки сквозь закрытые веки. Врач ушла, остались только медсестры и нянька.
– Ну, все, дочка, – неожиданно ласково проговорила одна из них, а я-то уже успела отвыкнуть от человеческих голосов. – Давай будем на каталку перелезать.
Я улыбнулась ей в благодарность за нежность и попробовала приподнять голову. Голова, к моему удивлению, не поднималась. Я попробовала еще раз. Безрезультатно. Тогда попыталась пошевелить рукой: хотела схватиться за поручень. Тоже не удалось. Ни один палец не шелохнулся. Я попробовала подвигать мизинцем. Ничего! Словно тело мне больше не принадлежало, а усилия скользили мимо цели.
У них нет собственных ИМЕН – их называют «Все-встали», «Все-вышли», «Идите-сюда», а слово «мама» для них – ПУСТОЙ набор звуков. Они не плачут, потому что слезы не вызовут сочувствия, а повлекут за собой наказание. Они боятся прикосновений и не умеют раскрываться навстречу людям. Перед вами подлинная исповедь сироты Сании Испергеновой. Реальная история жизни в доме ребенка и детском доме. История, способная изменить к лучшему вашу жизнь и жизни тысяч детей, оказавшихся без родительской любви.
Есть произведения, написанные в соавторстве. Ильф и Петров, Анн и Серж Голон… Олег Рой и Диана Машкова продолжили эту традицию. Но уникальность их романа в том, что он представляет собой перевертыш: одна и та же история рассказывается с позиции мужчины и с позиции женщины. Вы думаете, что сюжет таким образом дублируется? Отнюдь! Ведь мотивы поступков у женщины и мужчины, как правило, не тождественны. Особенно когда дело касается любви и брака.
Они раскачивают кроватки, в которых спят. Они качаются даже тогда, когда отвечают перед школьной доской. Они собираются в стаи и шельмуют тех, кто не такой, как они. Они воруют. Они курят и пьют. Они рано начинают половую жизнь. Они огрызаются и грубят. Именно это вы знаете о сиротах из детских домов. Именно это знание, сопровожденное непониманием и страхом, становится препятствием в усыновлении. А теперь приготовьтесь: перед вами исповедь сироты Георгия Гынжу, в подлинности которой никто не усомнится. Реальная история жизни в детском доме, рассказанная мальчиком, проливает свет на все, что вас пугает и отталкивает.
Зачем берут в семью подростка-сироту? Не младенца, которого можно воспитать как собственного, а почти взрослого человека? Чтобы получать за него деньги от государства? Интеллигентная и весьма успешная женщина Екатерина Родионова в деньгах не нуждалась. Опалив однажды свою душу страданиями никому не нужных подростков, она ушла с поста главного редактора издательства, взяла под опеку девочку двенадцати лет и стала растить ее наравне с двумя собственными дочками. Скоро жизнь семьи превратилась в ад. Пережившая трагедию, озлобленная девочка вела себя так, что муж Кати почти перестал бывать дома, а сама Катя оказалась на грани нервного срыва.
Семья, достаток, любимая работа – все это было у Маши Молчановой. Однако покоя в душе она не находила. Какой толк от личного благополучия, если рядом так много несчастных брошенных детей, обреченных на одинокую жизнь в детском доме? Маша мечтала помочь хотя бы одному такому ребенку… Но ее терзали сомнения: вправе ли она брать на себя такую ответственность, справится ли с тяжелой ношей? Ведь и у нее самой не все благополучно: дочь-подросток не поддается контролю, с мужем случаются ссоры. Их семейный корабль хоть и не идет ко дну, но время от времени попадает в жестокие шторма… А если она не сможет сделать счастливым маленького человечка? Если и ее близким, и приемному малышу станет только хуже?
Как и многие женщины, Света ставила во главу угла личную жизнь. Кто-то ведь должен заниматься детьми, домом, пока мужчина зарабатывает деньги и реализует амбиции! Проблемы в бизнесе у мужа волновали девушку лишь постольку, поскольку он все чаще стал прикладываться к бутылке и отказываться от секса. Чтобы вернуть прежнее расположение супруга, Светлана, обладательница красного диплома по финансам, решается включиться в семейное дело. И так получается, что бизнес увлекает ее. Только рад ли этому супруг, вдруг почувствовавший достойного соперника рядом с собой? И довольна ли изменениями в жизни сама Светлана?