Нашествие. Неизвестная история известного президента. - [4]

Шум за окном прервал ее тяжкие мысли. Возле ворот дома затарахтел Сашкин «уазик».

Он ввалился в дом, бухнулся на диван, раскинув толстые ляжки.

– Устал, мать. Заела работа. Учуяли про меня, комиссий разных напустили.

– А Лариска Маськова в комиссию входит? Против тебя борется или нет?

Санька, мигом вскочив, заорал:

– Да какая еще Лариска?

– Возле хаты которой машина твоя ночует, а ты, кобель поганый, в кровати подчуешься… Пошли мы однажды в суд, так надо было дело и добивать.

– Вранье все да бабьи сплетни… А в суде ты сама струхнула. Теперь они нам не нужны. Скоро я съеду, совсем съеду. Не понимаешь? Сейчас уже все понимают, у кого мозги шевелятся…

Она вспомнила операцию после аварии в 1982 году. И когда у него начались припадки эпилепсии, лекарства горстями глотал. Предупреждали ее врачи, что может стать ненормальным…

– Да зачем я с тобой осталась, когда пластинку в голову вставили?! Была бы свободной и хлопцы счастливыми… Блядуешь, жизни нет. Соседи надо мной смеются.

«Вот бы исчезнуть куда-нибудь, да надолго, чтобы глаза ее не видели», – со злорадством подумал он.

– Давай развод и лети на все четыре стороны…

– А дети куда пойдут?

– А хоть куда. Я такое еще всем устрою… Представить не можешь… А с этими бабами отвали от меня!

– А Надьку Горбузову помнишь? Мало ее раздирал? Не помнишь, как муж ее засаду на тебя устроил? Просадил жаканом машину насквозь, а ты, сука, спасся…

Он вскочил с дивана, натянул телогрейку:

– Ты много, много чего можешь вспомнить? Кто ты такая? Помолчала бы…

– А Надьку Вашкевич ты тоже не помнишь? Сильно вы с ней в обществе «Знание» общались… Весь райком партии на ушах стоял. Думаешь, я не знаю, чего ты «Знание» на сверхсрочку променял?! Я помню – пришла в райком с жалобой, а Надька Вашкевич следом за тобой уволилась по собственному желанию. И уехала в Молодечно.

Галину Родионовну понесло. Все, что копилось в ней годами, разом хлынуло: слова, слезы, старые и новые обиды…

– Нехорошо, позоришь ты меня. На работу стыдно ходить. Только и говорят о твоих похождениях – третьего сына Горбузихи бабы Лукашком называют. Я его приделала ей или ты?

– Да ты вообще оборзела, – взвился Лукашенко, – деревенских сплетен наслушалась! Против меня заговор в совхозе зреет. И ты, я вижу, с ними заодно. Какой еще такой Лукашок? Да ты не п…, лучше сразу в прокуратуру на меня напиши.

Не владея собой, он рванул на себе рубаху. Его огромная ладонь перехватила горло Гали. Она стала задыхаться, тело обмякло…

– Да будь ты проклята!

Он выпустил ее. Галя рухнула на пол. Услышала только, как хлопнула дверь.

Машину трясло… Хорошо, что дорога свободная. Ну, достала дура, жизни нет. Кто вы такие, чтобы меня контролировать? Да я из этого, вами разведенного дерьма, всей вашей сраной жизни, в депутаты иду. Кому это в голову могло прийти? Только мне… Над костюмами, зачесом и перхотью смеялись… Да ладно в сельском совете, там умников немало развелось, а тут в родной хате… Да кто тебя, корову, еще трахать будет, вон бабы какие под меня ложатся… Куда ехать? К Лариске? Возьмет да подкараулит возле дома… Бутылку взять? Не идет ему это зелье. Мрак, темнота подступают со всех сторон, ударить кого-то хочется, морду в клочья разорвать, убить…

Возле деревни Кривель он притормозил машину. Стоящий одиноко колхозный трактор привлек его внимание. А вот и Васька Бондурков, тракторист х..в. Наверняка халтурил, используя государственное имущество… Ах ты сволочь! Схватив Бондуркова, он с размаху ударил ему кулаком в лицо, швырнул его на землю, стал бить ногами…

– За что, Рыгорович, за что? Выпил я самую малость, домой еду…

Рядом возникли какие-то голоса, но он не различал их, никого не видел. Бил, попадая в какое-то кровавое месиво, будто себя самого от непонятно кого защищал. Его оттащили от Бондуркова, когда у того и другого пена изо рта пошла. У тракториста нога сломана, директор невменяемый. Кого куда везти? В больницу или милицию?

– Пошел, я пошел! – он замахал руками и побрел прочь от «уазика».

Утром, оледеневший, очнулся в стоге соломы. Оглядевшись по сторонам, побрел к хате… Опять разговор с Галей… Где был, что делал? А что он делал на самом деле? Куда он идет, к чему? Перед ним опять стена смерти, казалось, неизбежной. Его охватило чувство ненависти и страха. Кого ему бояться? Кого ненавидеть? Всех! До единого, кого подослала жизнь. Он не верил никому, даже самому себе…

Но он идет, он движется к какой-то непонятной еще цели. Далека она или близка? Неведомая сила над ним. Кем посланная? Может быть, дело все в каменном идоле, которого нашли недавно под Шкловом? Идол языческих времен. Высеченный из камня рукой неведомого автора. Может, он и есть тот самый оживший идол. Тогда нет ему границ, нет преград и все это дерьмо будет под ним.

Он ввалился в хату, произнес:

– Галя, мне хреново… Я чуть человека не забил до смерти…

Родионовна покачала головой:

– Или блядуешь, или людей избиваешь. Милиция уже приезжала. Доискаться тебя не может.

– Доищутся, обязательно доищутся, – ответил глухо. – Все вы меня доищетесь!

* * *

Из уголовного дела № 143. Заведено Шкловским РОВД:

«22 октября 1989 года директор совхоза „Городец“ А.Г.Лукашенко, применяя физическую силу, избил механизатора того же совхоза Бондуркова В.