Нашествие - [27]

Пока же Федору Таланову приходится не просто мстить немцам, как делают друзья его сестры — партизаны, но принести себя в жертву за другого, чтобы еще или даже прежде всего реабилитировать себя как человека в глазах матери, отца, сестры, старой няньки. И не парадоксально ли, что пьеса о гибели сына кончается облегченными словами матери: «Он вернулся, он мой, он с нами»?

В творчестве Леонова Федор Таланов — фигура значительная. Она как узловое звено в цепи размышлений писателя, скрепляющее его довоенное творчество с послевоенным. В «Нашествии» стало очевидно, что счет с «блудными сыновьями» гораздо сложнее, чем казалось в середине 30-х годов. В романе «Русский лес», то есть уже в 50-х годах, Леонов будет подробно исследовать ситуацию, как бы зеркальную по отношению к «Нашествию». Как историк и как психолог он покажет в романе, что и дети могут глубоко заблуждаться в бедах и винах своих отцов. Эти подросшие дети, так доблестно и беззаветно защитившие свою родину, должны будут еще научиться различать, кто же ее истинные сыновья, а кто мнимые. Но это уже другая история — история о Поле Вихровой, ее отце Иване Матвеевиче и его коварном друге Грацианском.

Двойному конфликту «Нашествия» — внешнему и внутреннему — соответствуют и различные, можно сказать контрастные художественные средства, при помощи которых создана пьеса. Ее краски взяты как бы с двух различных палитр, однако в результате они сливаются в единое гармоническое целое.

Все действие пьесы, кроме последнего акта, не выходит из пределов дома Талановых. Интимный интерьер семейной драмы (рояль, лампа, фотографии) подчеркивает сосредоточенность на внутреннем конфликте. Обратите внимание хотя бы на положение портрета мальчика Феди, акцентированное авторскими ремарками: вот он висит на почетном месте как самая важная реликвия дома, его центр; вот нашествие врагов смахнет его со стены на пол, и он уже выступает знаком попранных святынь; но вот он стоит у стены ненужным, перевернутым, как сдвинулись и перевернулись представления обитателей дома о человеке, изображенном на портрете. И так же значительна каждая реплика, каждый оттенок слова в диалогах героев, всегда указывая на скрытую сложность семейной тайны и на ее глубинную причастность к общенародной беде.

Вся драма заключена в стенах дома Талановых. Пьеса о войне, а нет ни одной уличной или батальной сцены. И только последнее действие перенесено в подвал, в фашистский застенок, из окна которого видна площадь с виселицей, на которой погибнет Федор. Леонов давно еще говорил, что он ценит мастерство писателя, который умеет показать пожар города по блику отраженного огня на поверхности, скажем, чайной чашки. По этому экономному «чеховскому» принципу строилось и «Нашествие»; грандиозность исторических катаклизмов должна была здесь угадываться по событиям в двух комнатах докторского дома. И все-таки оказалось недостаточно одних этих приемов психологической драмы для передачи народной трагедии. И так же как пришлось драматургу в финале раздвинуть стены талановского жилища, чтобы хотя бы скупо, но прямо показать воюющий народ, народ-освободитель, открывающий двери темниц, точно так же психологический анализ в этой пьесе пришлось соединить со средствами плаката, карикатуры и гротеска. Этими резкими средствами, этими красками без оттенков написаны те, кто для писателя и его героев — не люди: оккупанты и предатели. Страшными и смешными призраками выступают на сцене «гости» Фаюнина в третьем действии пьесы, уродливыми карикатурами выглядят в ней гитлеровские оккупанты. Подобные приемы символической драмы знакомы были Леонову и раньше. Широко применит он их в хронологически следующем за «Нашествием» своем произведении военных же времен — в пьесе «Лёнушка». Но в «Нашествии» была найдена наиболее точная мера реалистического психологизма и обобщающей символики, органично объединивших правду чувств отдельных людей с правдой громадных масс воюющего народа, с правдой истории. И глубиной своего содержания, и мастерством своего построения пьеса Леонова «Нашествие» осталась не только памятником самых трагических событий в жизни нашего народа, но и стала на многие годы классическим образцом советской литературы.

Е. Старикова