Полоумный!
Это было хуже помешательства! Я знал, но меня это нисколько не беспокоило. Я хотел убить этого ублюдка, и не только его. Я испытывал отвращение ко всем Лари Дугласам… и даже похожим, как мой старый знакомый и собутыльник Его превосходительство посол Советского Союза, уважаемый Лаврентий Иосифович Джугашвили…
Странно, как легко может чокнуться нормальный человек!
Моя голова была так переполнена гневом и ревностью, что я с трудом заметил, как Найла выпрямилась и нахмурилась. Затем посмотрела на окна.
– Мо! – крикнула она. – Задвинь эти проклятые шторы! Я не хочу, чтобы сюда глазел весь свет!
– Но, шеф!.. – запротестовал он. – Никто не увидит…
– Закрой! – и она снова приластилась к Дугласу, с готовностью откликающемуся на ее шепот.
А я горел в огне!
Мне было мучительно больно. Я обладал этой женщиной и хотел убить любого, кто заменит меня. И я так мало обращал внимания на происходившее вокруг, что едва услышал слабый: «твик!».
Мое сознание откликнулось на это лишь тогда, когда Мо медленно отошел от окна и обрушился на магнитофон. Я еще ничего не успел понять, когда подпрыгнула Найла. Лицо ее наполнилось испугом и гневом, рот приоткрылся.
Здесь был еще один «твик!».
Найла напоминала подстреленного в голову оленя. Я увидел крошечное перо с темным блеском, проткнувшее тонкую ткань на ее плече.
Изумленно мы переглянулись. И на все вопросы возник ответ, когда по комнате прошелестел ветерок, как при открытии дверей, и появился другой «я», улыбающийся, в своем чудном комбинезоне.
– Вот мы и встретились снова! – кивнув, произнес он. – Держите ее за руки и оттащите в сторону.
Дугласы отреагировали скорее, чем я, подпрыгнули, несмотря на легкое замешательство, оттащили спящую женщину в сторону. Вовремя! Другой «я» нажал на браслет… в тот же момент на полу появился высокий металлический предмет.
– Тише, пожалуйста! – приказал новый Доминик.
Он открыл на цилиндре панель, покопался и стал ждать чего-то.
Около нас развернулся мерцающий овал темноты.
– Кажется, готово! – сказал Доминик, пожал плечами и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ: кем бы он ни был и что бы ни делал, хуже, чем есть, не стало бы. Он оглядел комнату и проговорил: – Нас слишком много! Но я думаю, что следует прихватить и эту парочку. Давайте первой женщину!
Здесь помог я, ведь для четверых мужчин не представляло большого труда впихнуть в черный овал спящую Найлу. Но было страшно. Нелегко наблюдать ее исчезновение дюйм за дюймом, но и чувствовать, как с другой стороны ее подхватили и потянули чьи-то невидимые руки…
С обезьяной было труднее. Нас только четверо, не считая помощи с той стороны…
– Теперь вы! – приказал Доминик-командир.
Мы сделали одолжение: тряпка-Доминик – с удивлением; крысиный Дуглас
– обиженно; Дуглас-Укушенный-Змеей – испуганно… а следом за ним – я.
Горячая темная ночь… Я вышел на неровную деревянную платформу, там меня подхватили за руки двое парней в штатском.
– Пройдемте, пожалуйста! – сказал один на них.
Глядя на расплывшееся пятно, я вышел. И снова появился черный цилиндр. А в следующий момент – и доктор Доминик Де Сота из паравремени Альфа.
– Все получилось! – ликовал он, с наслаждением переглядываясь с «собой». – Добро пожаловать, друзья, в паравремя Альфа! А тебя, Дуг, – он повернулся к перепуганному, – с возвращением домой!
Но Дуглас-Альфа, казалось, совсем не обрадовался этому.
Это было где-то на северо-западе. Глава семьи допил вторую чашку кофе, сладко потянулся и надел кепку с эмблемой Белых Носков. Свободное время он проводил за домашней работой, да и цветы требовали ухода. Как только он вышел во внутренний дворик, то застыл в изумлении. «Марсия! – крикнул он жене. – Иди-ка взгляни! Над нашими ноготками летают колибри! Раньше такого не случалось!» И он посмотрел на ее лицо: когда она пришла, оно было вежливо любопытным, затем возникла улыбка… потом улыбка потухла и появилось иное выражение. Он не понял столь резкой перемены, пока не повернулся и не посмотрел, чем именно питаются колибри…
АВГУСТ, 27, 1983 г. ВРЕМЯ: 00.30 НОЧИ.
МАЙОР ДЕ СОТА, ДОМИНИК Р.
Вы мало что увидите из окна армейского вертолета, но, когда мы пролетали над Капитолием, я обозрел весь Дистрикт. Военного положения почти не ощущалось. Белый Дом и мемориал Линкольна освещались прожекторами, слились в единый поток лучи автомобильных фар в эту знаменитую ночь. Вашингтон… нет! Справа от Потомака на шоссе зажигались редкие прожектора, из разрезных фар военного бронетранспортера исходило такое же тусклое свечение. Я наклонился к дремлющему, как младенец, полковнику и хлопнул его по плечу.
– Если это они, – закричал я ему в ухо, – что подумают русские, если их спутники заметят?
Он выглянул в иллюминатор.
– Да, конечно, это они! – полковник улыбнулся. – Русские решат, что это парад в честь Дня Труда. А вы как считаете?
– День Труда? – поразился я.
Он расстегнул ремень безопасности и подвинулся ко мне.
– Видите мой батальон около Белого Дома? – спросил он.
Я только покачал головой.
– Они поддерживают порядок, – заявил полковник.
– Иисус! День Труда? Но до него еще целых десять дней! Вы думаете, что русские достаточно глупы, чтобы в это поверить?
