Нашествие квантовых котов - [16]

Я очнулся от дремоты – ждал появления Найлы Христоф. Я полагал, что когда она приедет в гостиницу из аэропорта, то позволит поспать. На это я мог рассчитывать. Она всегда любит порепетировать, даже прежде чем распаковать вещи и зарегистрироваться в номере, иногда прежде чем принять ванну. «Что нужно делать, чтобы попасть в Карнеги-Холл? – спрашивала она и тут же отвечала: – Практика, практика и еще раз практика! Только тогда я с уверенностью буду выступать там, милый Дом!»

Меня разбудили звуки Гварнериуса из соседней комнаты – чакон Баха без аккомпанемента – я узнал его без труда. Классическая музыка – одна из тех вещей, для которых политическая карьера не оставляла времени, но она имела отношение к Найле Боуквист и была общеобразовательной штукой во многих отношениях.

Я поднялся и прошел в спальню. Она находилась здесь – стояла возле камина спиной ко мне; тело раскачивалось вместе со старой скрипкой. Я бесшумно подкрался сзади и протянул руки к чашам ее правильных грудей. Найла не пропустила ни одного такта – глаза закрыты, смычок подпрыгивает над струнами. И сказала:

– Подожди две минуты, милый!

– И что я должен делать эти две минуты? – спросил я.

Она пропела через плечо музыкальными полосами:

Закажи шампанского…

Или приготовь постель…

Или начинай раздеваться…

Я поцеловал ее в шею:

– Попробую третье.

На самом деле я еще не начинал раздеваться. Одной из многих вещей, которым я научился у Найлы, – это как можно больше шутить, когда мы вместе. Я возвратился в жилую комнату – нет, полагаю, вы можете назвать ее более классически – например, салон… Я знал, что она не успеет закончить за две минуты, скорее всего, через четверть часа. Когда Найла находится на гастролях, она всегда боится, что забудет что-нибудь важное: какой-нибудь пассаж пальцев или как лучше сделать трех– или четырехнотный аккорд. Во время репетиции она и занималась всем этим. Ну на это требовалось время. Я устроился на громадной тахте и взял телефон.

Когда я набирал номер своего офиса, то внимательно посмотрел по сторонам. Я был рад возможности воспользоваться телефоном за счет отеля. Налогоплательщики никогда не смогли бы проверить, как не смогла бы это сделать Ай-Ар-Эс, если бы хоть один нормальный человек затребовал четырехкомнатный люкс, служивший для деловых расчетов. Найла всегда просила именно его: перед концертами приходилось много практиковаться. Фактически, ею никогда не интересовались ревизоры Ай-Ар-Эс, потому что гостиничный люкс всегда заказывало и оплачивало управление концертных залов, где она выступала. Счет ни разу не обнародовали, деньги утекали сами собой. Когда я связался с офисом, то попросил Джока Мак-Кленти. Он несомненно узнал мой голос, и я сказал просто:

– Я там, где обычно. Произошло что-нибудь срочное?

– Нет, сенатор! Если произойдет, я вам сообщу.

– Прекрасно! – сказал я и приготовился повесить трубку. Я знал, что если возникнет необходимость, то он даст знать мне, и знал также, что шанс, когда такое может случиться, очень невелик. Он кашлянул, и это остановило меня.

– В чем дело, Джок? – спросил я.

– Был необычный звонок из Пентагона, сенатор. Им позвонили из Сандии и сказали, что вы находитесь у них.

Сандия – это исследовательская лаборатория в Нью-Мехико. Я выпрямился:

– Ладно, я не там!

– Совершенно верно, сенатор!

И я представил себе его удовлетворенный кивок и радость, поскольку Джок всегда любил оставить Пентагон на бобах.

Я тоже получал от этого удовольствие, мне хотелось выведать немножко больше – но звуки из соседней комнаты прекратились.

– Будь в курсе, Джок! – сказал я. – Поговорим об этом позже.

– Хорошо, сенатор! – проговорил он. Как мне показалось, с завистью – я не осуждаю его за это.

Найла – эффектная красотка, которой можно позавидовать, но Джок также был меломаном. Он не пропускал ни одного выступления Найлы. Порой, находясь в отведенной мне ложе, я смотрел вниз и видел его сидящего в двадцатых рядах и смотрящего на нее глазами, полными обожания.

Когда я вошел в спальню, я заметил, что смотрю на нее так же – ее обнаженные бедра дрожали от нетерпения. Гварнериус лежал в футляре. Она посмотрела на меня высокомерным взглядом.

– Как, ты все еще не раздет? – гневно спросила она.

– Это легко исправить! – сказал я и доказал на деле.

При нормальном ходе событий женатый мужчина моего положения ни в коей мере не должен иметь связей с замужней женщиной, какой являлась Найла Христоф Боуквист. Наши жизни не переменить до поры до времени.

Я был физиком-неудачником, ушедшим в юристы, а затем и в политику.

Найла была совсем другой. Она росла дикой и немного чокнутой: если бы ей не повезло заработать ученую стипендию в школе Джулиарда, она могла бы занеметь в тюрьму или другое, столь же плохое место. Но вместо этого она сделалась Найлой Христоф Боуквист, с двухэтажным зданием на Лейк-Шор, ее супруг служил в инвестиционном банке, а я сделал карьеру и заимел жену, полную амбиций.

По ее мнению, мне следовало стать президентом. А по-моему, я и сейчас мог им стать, если бы имел другую первую леди. Забавно, что именно Мэрилин свела нас вместе – наверное, не подумав, она решила, что для моего имиджа было бы неплохо, если бы я посетил чикагский совет по искусству. Там я и встретился с Найлой – мы сидели рядом во время обеда, устроенного в честь основания фонда, вместе выступали в пятницу утром в радиошоу и вечером той же пятницы находились водной постели. Химия? Это используется, но только не между нами.