Нашествие Даньчжинов - [13]

– Но позвольте! – забеспокоился я. – Почему храмовое? Я же не монах? У вас же нет храмового имени, хотя вы тоже носите такой воротник?

– Я – другое дело. Но вы проходите. – Уже в доме он продолжил:

– Дело в том, синьор Пхунг, что я католик, связан с Миссией Святого Креста в здешней столице.

– Ну и что?

– Даньчжины не вмешиваются в дела других религий. Они считают: достаточно того, что человек верует или что имя ему дано в его храме. Вы же атеист. То есть – полный вакуум, который теперь начал заполняться.

– Меня хотят обратить в даньчжинскую веру? Джузеппе смотрел на меня как на слабоумного.

– Неужели вы до сих пор не поняли? Вернуть душу в тело – значит пройти очищение страданиями и наполниться святой верой. Если этого не произойдет, носить вам колодку до гробовой доски, и никакой посол вам не поможет, никакие вмешательства на международном уровне. Здесь свои тысячелетние законы, которые соблюдаются строго.

Несколько больших и малых комнат дома представляли собой не то музей, не то склад или свалку вещей, разделенную с непонятной целью толстыми каменными стенами. В помутневших стеклянных банках – заспиртованные и заформалиненные органы и части тела разных животных. Судя по небрежно заполненным табличкам на латыни, большая часть их некогда принадлежала тиграм. На обшарпанных стенах висело великое множество фотографий, рисунков, красочных журнальных страниц – в рамках и без рамок, и на каждой – тигры.

– Мои милые дорогие кошечки, – Джузеппе трясся в возбуждении, показывая мне картинки. – Это же интеллектуалы среди зверей! Рыцари! А среди всех на свете тигровых пород самая лучшая по всем показателям – здешняя, королевские горные тигры… – Он принялся перечислять их по именам. – Вот этот, Большой Раджа, весил триста пятьдесят килограммов, длина тела от носа до корня хвоста – три метра. А как он легко и изящно умел нести на себе буйвола!

В книжном, полусъеденном древоточцами шкафу я обнаружил книги, написанные самим Джузеппе и изданные в Италии, США, России, Франции, Японии. Да, это был большой ученый, признанный авторитетом во всем, что касается здешних тигров и вообще хищных кошек.

– Королевские горные кошечки – охотники высочайшего класса! – Джузеппе благоговейно притронулся ладонью к облезшей шкуре чучела тигренка. – Острое зрение, как у грифа, тонкий слух, как у опоссума. В броске – сущая молния! Расстояние в пятнадцать метров преодолевает за секунду! Все его тело – это крепчайшие, натренированные мускулы. Я заявляю вполне ответственно, таких мускулов больше нет ни у одного представителя животного мира!

– А почему вы их убивали? – спросил я бестактно. Джузеппе будто с разбегу наткнулся на стену. Он поддал кулаком хомут, короста на его шее собралась в гармошку, и тонкая струйка крови потекла по грязным выпирающим из тела ключицам, увязая в шерсти на груди.

– Что вы делаете?! – ужаснулся я.

– Зачем вы пришли? – простонал он. – Делайте свое дело и убирайтесь! Я вас звал? Скажите, я вас звал?

– Мне сказали, ваша электроника отказала, а мне по счастливому совпадению нужно подумать о хлебе насущном…

– Кто сказал? Кто?!

– Хозяин отеля, господин Чхэн. Джузеппе сразу успокоился.

– А, эта старая проститутка? Всем старается угодить, а всем угождают только проститутки самого низкого пошиба. И за деньги. Господин Чхэн, угождая, надеется получить куш.

– Мне показалось, это вполне приличный, интеллигентный человек. Вы к нему несправедливы. Джузеппе яростно хохотнул.

– А вы внимательно посмотрите на него! Посмотрите! Приклеенная улыбка! Шаблонные фразы! Терпеть его не могу, так можете и передать ему, хотя он об этом осведомлен!

– Тогда зачем он посоветовал мне пойти прежде всего к вам? Ведь неисправные электронные приборы есть и в других домах, я полагаю?

– Конечно, есть! А погнал он вас сюда… – Джузеппе задумался. – Не знаю. У него в башке столько примитивного коварства, что нормальному человеку и в голову не придет…

В углу большой комнаты стоял недействующий стереофонический «центр», покрытый толстым слоем пыли. Я вытряхнул из него несколько ночных бабочек и дохлую фалангу, высохших до звона, – из-за них и произошло короткое замыкание в одном из блоков. С большим трудом я чистил и смазывал механизм и подпаивал, где нужно. Приходилось пользоваться треснувшим зеркалом, чтобы нейтрализовать мертвую зону хомута, – так подсказал Джузеппе, уже давно прошедший стадию привыкания к хомутам. И вот трясущимися руками он ставит сверкающий диск.

– Вы только послушайте! – шепчет он. – В нашей бедной стране катастрофически не хватает настоящей музыки!

– И юмора, – сказал я под вступление виолончели. – Все вы тут ужасно серьезные.

– У нас свое понимание юмора… – Джузеппе сделал знак рукой, чтобы я замолчал.

Он влип в продавленное кресло, грубое волосатое лицо его обмякло, расплющилось о хомут, и в нем проглянуло что-то детское и беззащитное. В стереодинамиках звучал страдающий голос певицы, исполняющий что-то знакомое и прекрасное. Беллини? Масканьи? Или другой волшебник, одолевший пространство и время, чтобы растревожить пропащие души двух средневековых колодников?