Нашествие чужих. Почему к власти приходят враги - [35]

Гражданская война завершилась свержением Абдул-Гамида. Победители-младотурки возвели на трон марионеточную фигуру Мехмеда Решада V и провозгласили конституционный режим. А Парвус обосновался в Стамбуле, стал крупной фигурой в турецком деловом мире, официальным финансовым и политическим советником нового правительства. В отношениях Османской империи и Германии наметилось было серьезное охлаждение. Революционеры помнили, что кайзер покровительствовал Абдул-Гамиду, обиделись на аннексию Австрией Боснии и Герцоговины — ведь и Турция считала их своими территориями, лишь временно отданными под мандат Вены. Однако под влиянием Израиля Лазаревича и других подобных советников разногласия удалось замять, и Стамбул снова взял курс на сближение с немцами.

Но внутренняя смута в Османской империи с победой революции не утихла. Разные народы, разные слои населения тоже вспоминали о своих правах. Новые восстания вспыхивали то в Албании, то в Македонии, усилились сепаратистские настроения среди арабов. И ослабевшую империю стали клевать все кому не лень. Итальянцы вторглись в принадлежавшую туркам Триполитанию (Ливию). Быстро сложилась Балканская лига — военный союз Сербии, Черногории, Греции и Болгарии. Предлогом был выбран очередной межнациональный конфликт с резней славян в нескольких македонских деревнях. Союзники объявили Турции войну и развернули на нее наступление с нескольких сторон.

И та же самая «Киевская мысль» вдруг обратилась к Троцкому с предложением быть ее корреспондентом на Балканах. А он сразу соглашается. Только что, в конце августа 1912 г., проводил в Вене партконференцию, претендовал на роль лидера объединенной социал-демократии, а уже в сентябре, стоило лишь получить приглашение из Киева, почему-то забрасывает к шутам всю свою политику, забрасывает свою «Правду» и отправляется кочевать по балканским дорогам, писать репортажи о боевых действиях… Ясное дело, функции Льва Давидовича, как ранее Парвуса, не органичивались журналистикой. В расположении сербов и болгар он появляется как сотрудник российской — а значит, дружественной, «родной» газеты. Его всюду принимают с горячим радушием, оказывают любую помощь, от него нет секретов. Офицеры не считают чем-то преступным поделиться с ним планами и замыслами, приглашают на товарищеские пирушки, где разговаривают еще более откровенно. А уж солдаты, крестьяне, местная интеллигенция вообще раскрывают перед «русским» души нараспашку… Шеф Троцкого в разведотделе австрийского генштаба полковник Таковский, надо думать, был доволен, получая столь обширную информацию.

Один из руководителей русской жандармерии генерал А. И. Спиридович впоследствии писал: «Бронштейн-Троцкий прекратил печатание своей «Правды». Состоя на службе у австрийской полиции, он занимается другим делом, которое питало его» [151]. Правда, известно, что австро-венгерские спецслужбы своим агентам платили скупо. У них считалось, что информатор должен сохранять постоянную денежную зависимость от начальства, иначе «зажрется», начнет своевольничать, поставлять некачественные сведения. Но Троцкий поддерживал контакты не только с австрийцами. Он по-прежнему был связан с Парвусом. А стало быть, через него, и с немцами, турками, англичанами. И в целом, очевидно, «гонорары» набегали неплохие.

Но до конца он своей роли не выдержал. Пропагандист в нем взял верх над агентом. И в своих статьях он принялся на полную катушку клеймить «руку царизма», идеи панславизма. В его корреспонденциях проявляются явные симпатии Османской империи, он в самых мрачных тонах расписывает «зверства славян». Это вызвало шквал возмущения у читателей «Киевской мысли» — вся русская общественность, наоборот, горячо сочувствовала Балканской лиге. Собирала средства в помощь южным славянам, множество добровольцев ехало воевать в их армиях. И вдруг «Киевская мысль» выдает такие материалы! На статьи Троцкого обрушились и провинциальные, и столичные газеты. Негодование поднялось и в балканских странах, Болгария лишила Льва Давидовича аккредитации, запретила допускать его в прифронтовую полосу. Но этого уже и не требовалось. Война быстро шла к концу. В октябре армии Балканской лиги перешли в наступление, а в ноябре турецкие части были совершенно разгромлены.

Однако внимание спецслужб различных стран было приковано к Балканам не случайно. Потому что, по замыслам Германии, именно эта война должна была перерасти в общеевропейскую. Разбитая Турция обратилась к великим державам с просьбой о посредничестве. Австро-Венгрия тут же объявила мобилизацию и двинула войска к сербской границе. Готовность поддержать ее выразили Германия и Италия (мечтавшая под шумок хапнуть Албанию). Вот тут-то и пригодились антиславянские статьи Троцкого — они перепечатывались австро-германскими газетами для настройки «общественного мнения». А Франция подталкивала Россию выступить на стороне Сербии. Президент Пуанкаре советовал царя занять жесткую позицию, парижская биржа предлагала ему большой военный заем. Но Николай II на крайности не пошел. По его инициативе, которую поддержали англичане, в Лондоне была созвана конференция для мирного урегулирования кризиса. Сербия и Черногория успели занять часть Албании, претендовали на адриатические порты. Австрия и Италия объявили, что это будет означать войну. И Россия повела себя сдержанно, призвала сербов согласиться на уступки. Франция была очень этим разочарована. А Англия, по своему обыкновению, принялась «маклачить», устраивая компромиссы.