Нашествие - [2]
Хотя какая гимназия, она сейчас, наверное, уже невеста!
Интересно, что бы ты мне сейчас ответила, если бы его получила?
Твой Ко».
Степан Фёдорович дочитал последние слова и привычным движением подтолкнул пальцем сползавшие очки в тяжёлой чёрной пластмассовой оправе.
«Ну да! Ну да! Письмо как письмо… – подумал он. – Гимназия? Конечно, гимназия! Вера, Соня! Не о поварихе речь… давай дальше!»
Третий конверт тоже оказался с переводом.
Письмо № 3
(перевод с японского)
«Здравствуй, Сонечка!
Пишу тебе нечасто. Сейчас было бы уместно перед тобой извиниться, что я ещё не «совсем сумасшедший». Помнишь, как меня дразнила твоя сестра, когда они с Сашиком надо мной издевались!
Кстати, никогда не понимал, что такое «Сашик»! Знаю, что есть русское имя Александр, что можно сказать – Саша или, как вы говорите и как нас учили в университете в Токио, – Саня, Санька, а тут – «Сашик»! Мне одна его фамилия чего стоила – Адельберг, да ещё и фон. Помнишь, как я сократил его фамилию и обращался к его папе – Адэ-сан!..»
Соловьёв на секунду оторвался от письма: «Ну-ка, ну-ка!»
«…Мне за такое обращение к русским всегда здорово попадало от А-сан, хотя он и сам так называл его отца».
«А-сан»? Что за «А-сан»? – Степан Фёдорович задумался. – Понял! Это – Асакуса! Полковник Асакуса!»
«…Часто вспоминаю стишок, написанный твоей сестричкой. Верочка тогда на меня ещё сильно обиделась, помнишь, на набережной, когда я сказал, что он совсем детский и не везде правильно рифмованный…»
Степан Фёдорович прочитал название стихотворения и первую строчку:
«Березки», «слёзки», – подумал он, стихотворение было длинное, он перевернул лист; на следующем оно заканчивалось:
«Я воспроизвожу по памяти, может быть, с ошибками, пусть меня Вера простит.
Глупый я был тогда. А с другой стороны – это было так неожиданно. Совсем девочка, а пишет такие серьёзные и грустные стихи. Я был не готов к такому обороту. Она нас с Сашиком ещё обозвала «сумасшедшими извращенцами». От Сашика отлипло, а ко мне прилипло! Откуда она и слова такие знала? Хотя вы, русские, все немного сумасшедшие и извращенцы!
Всё, писать больше не могу. Сейчас придёт охрана».
Слова японского капитана о русских немного задели Степана Фёдоровича. «Почему это мы все сумасшедшие, – подумал он, – да ещё и извращенцы? А кто кого?»
Следующий конверт был толстый.
Письмо № 4
(перевод с японского)
«Здравствуй, моя хорошая!
Лежу в больничке. И сразу вспомнил…»
Соловьёв оторвался от чтения. «Теперь понятно, – подумал он. – Первое письмо, про Сталина, он выкинул, потому что понял – отправить его, тем более в Харбин, Соне, один хрен не удастся, мэй ёу фанцзы, и писал с учётом цензуры, то есть перлюстрации! Это ясно! А агентура, из своих же – агент Оки, уследила и передала кому следует. Ему, видимо, намекнули, он это понял и дальше писал для себя. Так сказать, – «дневники души», «в стол». Читаем!».
«…ты же не знала, что я офицер японской армии, ты многого не знала.
До сих пор тебе спасибо! Сейчас всё это вспоминается как-то странно, как писал наш поэт Гомэй:
Степан Фёдорович достал следующий лист:
«А я сейчас опять же, как у древнего поэта Басе:
На этом письмо № 4 заканчивалось.
«Интересный капитан! И грустный! Как он написал здесь… – Степан Фёдорович поискал глазами: «Странник! – Это слово станет именем моим!..» Действительно странник! А в общем, все мы – странники! Ко – Коити – Коити Кэндзи, объект оперативной разработки, псевдоним Молодой. Кстати, это письмо он не подписал. Может, помешали?»
Он открыл следующий конверт, тоже пухлый: «В карцере, что ли, сидел? Много времени было?»
Письмо № 5
(перевод с японского)
«Здравствуй, Сонечка!
Меня, как, наверное, самого неопасного, как они думают, перевели со стройки в канцелярию, на перевод документов к судебному процессу над японскими военными преступниками.
Сколько мы с тобой общались, а я так ни разу и не рассказал тебе ничего из моего детства. А оно было. Я сын и внук самурая. До универси…»
Дальше было неразборчиво, Степан Фёдорович повертел лист, попытался посмотреть его на просвет, но перевод читался только местами, в начале, в конце и отрывочно в середине. Он достал из конверта другие листы – ветхие, ломающиеся на сгибах, напечатанные через слабую синюю копирку – и попытался вчитаться. «До универси…» – разбирал он, – надо думать, «университета», а дальше наши следователи зачитали всё до дыр, видимо, здесь он правдиво описал что-то вроде своей биографии, что им и было интересно. Зачем же ему врать, если он пишет Соне, а по сути самому себе!»
Соловьёв перебрал листы и понял, что прочитать не получится, сложил и уложил их в конверт. Он не заметил, что его старческие нечувствительные пальцы не нащупали еще одного сложенного листа в этом большом конверте.
Письма что-то подняли в его душе, что-то всколыхнули, и снова начало «трепыхаться» сердце. Он почувствовал, что ему надо отвлечься, встал из-за стола, подошёл к окну и подумал, что сегодня вечером будет встреча с ветеранами и наверняка будет интересно и торжественно, но ему почему-то стало грустно. Будут много говорить, много вспоминать, но он уже никого здесь не знает. И нельзя не пойти, раз уж прилетел в такую даль, и грело согласие начальника управления, разрешившего полистать старые дела…
Эта книга написана как расширение романа «Харбин». Город в Китае стал настоящим спасением для тысяч российских беженцев. Не так давно, когда к представителям русской эмиграции относились как к «белобандитам», историю Харбина предпочитали замалчивать. Автор книги – ветеран спецслужб, китаист – попытался облечь в художественную, и потому интересную большинству читателей, форму реальную, насыщенную событиями жизнь уникального геополитического анклава.
К концу 1922 года в Маньчжурию из охваченной войной России пришли почти 300 тысяч беженцев. Харбин, город на северо-востоке Китая, казалось бы, стал спасением. На самом деле именно через него на четверть века пролег фронт русской смуты.Главный герой романа «Харбин» оказался в тисках между «золотой казной» Российской империи и замыслами советской и японской разведок. В повествовании не фигурируют в качестве героев Сталин, Чан Кайши или Микадо, но художественно и исторически достоверно показана жизнь города, задуманного и построенного как столица российско-китайской железнодорожной магистрали, и его жителей, ставших жертвами грандиозных потрясений первой половины XX века.
Сюжет романа разворачивается в 1915 году. Полковник Александр фон Адельберг тогда еще носит погоны капитана, штабс-капитан Штин – поручика, прапорщик Георгий Вяземский учится в кадетском корпусе, а его отец, Аркадий Иванович Вяземский, командует 22-м армейским драгунским полком. События невероятно увлекательного и исторически достоверного романа происходят не только на фронте, «в седле и окопах», но и в охваченной волной немецких погромов Москве, в тыловых Твери и Симбирске, в далеком таежном селе «на Байкал-море».
Харбин, столица КВЖД, уникальный русский город на территории Китая, приютивший сотни тысяч беженцев из разоренной Гражданской войной России, на четверть века превратился в арену жесточайшей схватки разведок ведущих мировых держав. Одной из самых масштабных в истории того времени стала операция советской разведки «Маки Мираж». Полковник русской армии, прошедший Первую мировую кадровый разведчик Александр фон Адельберг и его повзрослевший сын оказались вовлечены в тайные, смертельно опасные войны спецслужб.
Произведения Евгения Анташкевича – новое слово в современной исторической литературе, возвращение человечности. Читатель словно ощущает теплоту, исходящую от этих страниц. Следуя за хорошо осведомленным автором, повествующим о грозных исторических событиях, чувствуешь атмосферу эпохи, переданную через точность мелких деталей, начинаешь узнавать героев, мыслить как они. Данная книга – продолжение романа «Хроника одного полка. 1915 год».
Прошедший Первую мировую русский офицер, разведчик-агентурист полковник барон фон Адельберг через охваченную огнем Гражданской войны Россию пробирается в Харбин, к жене и сыну. Каждый день пути – в эшелоне с легендарным колчаковским золотом, на санях забайкальского казака, пешком по льду замерзшей Ангары, в повозке китайских контрабандистов – может оказаться последним, но Адельберг упорно идет на восток. К спасению. К семье. Домой. И кто знал, что уникальный русский город, казавшийся издалека очагом мира и спокойствия, превратился в эпицентр русской смуты и жесточайшего противоборства разведок крупнейших мировых держав…
Одно из самых известных произведений классика английской литературы Роберта Л. Стивенсона.
Выдающийся бельгийский писатель Жан Рэй (настоящее имя — Раймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964) писал на французском и на нидерландском, используя, помимо основного, еще несколько псевдонимов. Как Жан Рэй он стал известен в качестве автора множества мистических и фантастических романов и новелл, как Гарри Диксон — в качестве автора чисто детективного жанра; наконец, именем «Джон Фландерс» он подписывал романтические, полные приключений романы и рассказы о море. Исследователи творчества Жана Рэя отмечают что мир моря занимает значительное место среди его главных тем: «У него за горизонтом всегда находится какой-нибудь странный остров, туманный порт или моряки, стремящиеся забыть связанное с ними волшебство в заполненных табачным дымом кабаках».
Однажды утром древлянский парень Берест обнаружил на свежей могиле киевского князя Игоря десятки тел – то княгиня Ольга начала мстить убийцам мужа. Одним из первых нанес удар по земле древлян юный Лют, сын воеводы Свенельда. Потеряв всех родных, Берест вознамерился отомстить ему. Не раз еще в сражениях Древлянской войны пересекутся пути двух непримиримых противников – в борьбе за победу и за обладание мечом покойного Игоря, который жаждет заполучить его сын и наследник Святослав.
Серия: "Стрела" Во время строительных работ в Керчи в подполе разрушенного дома находят золотую вазу с изображениями из скифского быта и ряд других предметов. Как они туда попали, из какого кургана их добыли, кто были люди, их спрятавшие, - археологи или злоумышленники? Над решением этих и многих других вопросов, связанных с находкой, работает группа археологов. Разгадывая одну загадку за другой, они находят следы тех, кто добрался до сокровищ, а затем находят и самый курган. Находки помогают ученым сделать серьезный вклад в историю скифских племен.
В историко-приключенческих произведениях В. Н. Балязина, написанных для детей старшего возраста, в увлекательной форме рассказывается о необыкновенных приключениях и путешествиях. Судьба забрасывает героев в различные части мира, их перипетии описываются на фоне конкретных исторических событий.
Повести известной английской писательницы, посвященные истории Англии. Первая повесть переносит читателя в бронзовый век, вторая - во второй век нашей эры. В обеих повестях, написанных живым, увлекательным языком, необыкновенно ярко и точно показаны нравы и обычаи тех далеких времен.